Антон Толстых - Шерлок Холмс: прекрасный новый мир
— Кто эта девица, Винни?!
— Клемми, боюшь, ты вшё н-неверно понимаешь!
— Ага! Не понимаю! Говори, чья это фотография!
— Я не знаю, чья это ф-ф-фотография, Клемми!
— У тебя тяжёлый характер! Я хочу получить ответ!
Я прильнул к окуляру. В гостиной стоял Черчилль, державший в руке листок картона и испуганно взиравший на женщину с седеющими каштановыми волосами. Её вид говорил о сильном характере, и премьер как-то сжался в её присутствии.
— Что там происходит? — поразился я.
— Ничего особенного, — ответил Бонд. — Я всего лишь решил немного отвлечь Черчилля от его одиозных планов. Вы ведь знаете, что в ваше время были распространены фотооткрытки с изображением известных красавиц. Вы видели почтовый ящик и дверной молоток? Чтобы отвлечь Черчилля от его замыслов, я подложил ему открытку с изображением Агнесс Клозе.
— В таком случае вы перехватили через край. Семейная ссора на почве ревности не входит в наши планы.
— Очень штранно, — услышали мы голос Черчилля после того, как его супруга ушла. — Кто-то п-подшунул мне фотографию, по вшей видимошти, Этель Бэрримор, а мне п-приходитшя за это отвечать.
— Кто такая Этель Бэрримор? — спросил Холмс.
— Разве вы о ней не слышали? Американская актриса из актёрской династии Бэрриморов. Черчилль когда-то собирался жениться на ней.
— Тогда Черчилль вполне способен решить, что в этом происшествии виноваты американцы.
Как только Холмс произнёс эти слова, раздался крик Черчилля.
— Клемми! Ты знаешь, что американцы вшегда были нашими шошедями по англошакшонскому миру. Но теперь они з-заштавили наш пошшоритьшя, и теперь я ненавижу американцев!
Бонд не растерялся и включил рацию.
— Мистер Вульф, вы ещё не спите? У меня неприятное известие. Вы серьёзно влипли. Черчилль ненавидит вас. Да, теперь он ненавидит американцев!
— Мистер Бонд, по моему скромному мнению, нам нужно отойти ко сну, — строго заметил Холмс. — Теперь нам нечего делать здесь. По крайней мере, сегодня.
Глава XII. Снова машина времени
На следующий день мы неспешно завтракали. Мой скромный интеллект не мог предложить ни одну версию того, чем ещё может обернуться конфуз с фотографической открыткой. Исаев снова впал в задумчивость, занимаясь рисованием шаржей на Уинстона Черчилля и Энтони Идена. Я считал, что не очень по-джентльменски предаваться такому занятию во время приёма пищи. У разных народов свои нравы, и мне оставалось привыкать к особенностям русского шпиона.
Во время завтрака раздался такой топот, что мы заметили сотрясение восковых фигур. В гостиную вбежал Бонд с бумажным пакетом в руках. Я поразился его виду. Он тяжело дышал, оглядывался по сторонам, было видно, что нервы у него не в порядке.
— Что произошло, мистер Бонд? — учтиво спросил Холмс.
— Ниро Вульф боится выйти из дома, и теперь, боюсь, мне придётся следовать его примеру.
— В чём же дело?
— Я встретил самого себя. Самого себя, только на 36 лет моложе. Сейчас мне должно быть 17 лет.
— Я думал о том, как поведёт себя Путешественник по Времени, если встретит самого себя. Я и не ожидал, что такой случай произойдёт с вами.
— Я не хотел создавать временной парадокс. Поэтому я поскорее сбежал из книжного магазина.
— Что вы там покупали?
— Книгу для доктора Ватсона.
Джеймс Бонд достал из бумажного пакета толстенную книгу. На обложке значилось «Джеймс Джойс. УЛИСС».
— Я предлагаю вам прочесть эту занятную книгу.
— Почему именно её?
— Элементарно, Ватсон. Во-первых, автор этой книги носит ту же фамилию, что и профессор Джойс. Во-вторых, действие этой книги происходит сегодня, 16 июня. Конечно, не 1941, а 1904 года.
— Действие всей книги происходит в один день? — поразился я. — Но я вижу, что в ней довольно много страниц.
— 700 страниц. Читайте.
Замысел автора был покрыт для меня тайной. Я видел в тексте некоторые цитаты и аллюзии, но мои попытки понять смысл самого сюжета обернулись головной болью. Я пропускал по нескольку страниц. Вдобавок, мне не нравились откровенная грубость и натурализм. Когда дело дошло до физиологического процесса, совершённого Стивеном Дедалом в конце четвёртой главы, я в раздражении захлопнул книгу.
— В жизни не читал такой галиматьи!
— О чём вы? — спросил Бонд.
— Об этой книге. Что творилось в голове у этого Джеймса Джойса? Вы можете объяснить мне, о чём здесь написано?
— Могу. Перед вами образец «потока сознания». Автор описывает не события, а мысли, сознание и подсознание человека. Такой приём распространён в литературе модернизма. Что касается именно этой книги, то перед вами одна большая аллюзия на «Одиссею».
— Я не понимаю этот приём «потока сознания». Но зачем писать такие гадости?
— О каких гадостях вы говорите? — Бонд открыл книгу и просмотрел страницы, которые я читал. — Понял. Да, из-за непристойности некоторых моментов эту книгу сжигали на кострах. Но вы ещё не читали «Поминки по Финнегану» Джойса. Эта книга представляет собой трудно читаемый лингвистический эксперимент. Да и картины сюрреалистов вы не видели.
— Вы не чувствуете вину за то, что поссорили Черчилля с его женой? Ваш поступок несправедливо сделал Вульфа одним из объектов подозрения.
— Я не виноват в том, что Черчилль принял Агнесс Клозе именно за американку Этель Бэрримор. Он принял Агнесс Клозе за свою несостоявшуюся жену, как говорят психологи, подсознательно. Ведь разве они так похожи? У американской актрисы нет таких ресниц. Вероятно, несходство между ними уменьшалось из-за того, что фройляйн Клозе была сфотографирована выше пышной груди…
— Я просил бы не выражаться неприличными словами! — заметил Холмс.
В ответ Бонд постучал пальцем по лбу.
В гостиную, сопровождаемый фрау Штольц, вошёл Ниро Вульф. Американский сыщик опустился в тесное для него кресло и угрюмо взглянул на Бонда, чей поступок стал причиной изменения отношения Черчилля к американцам.
— Я приношу извинения, — обратился к нему Бонд, демонстрируя белозубую улыбку. — Да, Черчилль решил, что в этой выходке виноваты американцы. Выражаясь иначе, «идея коллективной вины». Но почему гнев Черчилля должен пасть именно на вас, если он вряд ли признает в вас Ниро Вульфа, и даже вряд ли признает в вас американца?
— Моё происхождение можно определить по акценту.
— Вы правы, — неожиданно вставил Исаев. — У даже меня есть пример. Я по своему опыту знаю, что когда женщина рожает, она кричит на родном диалекте.
Я поморщился, будучи недовольным бестактностью Исаева. Впрочем, он сам понял, что сболтнул лишнее и предпочёл держать язык за зубами. Мы повернулись к восковым фигурам, дабы рассмотреть их сходство с нами.
