Павел Багряк - Фирма приключений. Научно-фантастический роман
Крафт будто не слышал слов министра внутренних дел. Ему тоже было ясно, почему новый президент не сможет в первый же день пересмотреть вопрос о национализации, ясен ему был и подтекст слов Воннела. Но ему было скучно, а если отвечать придется Дорону, то, может быть, станет и весело, будет забавно смотреть на эту петушиную схватку. Понимал Крафт и то, что Воннел в общем-то дурак, а Дорон умен. И даже слишком! Веская причина, почему Воннел должен иметь голос наравне с Дороном, чтобы в целом они как бы уравнивали свои шансы в сравнении с ним, Крафтом-старшим.
— Понимаю ваше беспокойство, — сказал Дорон, которому тоже была ясна ситуация. — Вы настаиваете на доработке «сценария»?
Это был прекрасный удар, Воннел даже не нашелся, как его парировать.
— Просто я лишний раз напоминаю, что не следует забывать о столь важной цели, — ответил он, отчетливо сознавая, что ответил глуповато. — Впрочем, если генерал заверяет, что с этим все в порядке, то беспокоиться не о чем.
— Значит, «сценарий» принимаем? — спросил Дорон и совершил ошибку: мгновение пустячного торжества притупило его бдительность.
Крафт опять не издал ни звука, но Воннел прекрасно умел различать оттенки молчания. Даже не разбираясь в том, чем вызвано немое неодобрение Крафта, — а оно было вызвано явным нарушением равновесия Воннел — Дорон в пользу последнего, — он ринулся в атаку.
— Нет! — сказал министр с жаром. — Ответственность слишком велика, все надлежит как следует проанализировать. Вот, например! — Он ткнул пальцем в одну из строчек. — Пункт об атрибутике. На будущем президенте почему-то должен быть галстук цвета национального флага и тайный знак заговорщиков — белая гвоздика в петлице. Это же какой-то детский сад! К чему, зачем? Несерьезно, господин генерал.
«Как глупо! — подумал Дорон. — Надо было расспросить, к чему эта дурацкая гвоздика и галстук цвета национального флага, — в этом есть, конечно, смысл, но какой?»
Да, генерал Дорон дал промашку. О галстуке и гвоздике в «сценарии» было, как он и предполагал, сказано не случайно. Новому президенту нужно было создать романтический ореол, романтика высоко котировалась среди будущих его подданных. Человек, который «в изгнании» всегда держит при себе национальный символ — это была трогательная деталь, тщательно увязанная с множеством других, что в совокупности создавало героико-романтический образ нового президента. Свергаемый президент испытывал идиосинкразию к гвоздике, не терпел ее в помещениях, где находился сам, и это тоже было известно всей стране. Естественно, что заговорщики избрали гвоздику своим тайным знаком! Ребячество, конечно, но ведь переворот в глазах мирового общественного мнения и должен выглядеть чуть-чуть бутафорским, что лучше могло замаскировать железную руку, которая двигала им!
Однако ничего этого Дорон не знал, потому что всецело доверял расчетчикам, потому что его внимание было сосредоточено на вещах куда более важных, и еще потому, наконец, что охватить всю громаду плана во всех его деталях и в короткий срок не мог ни один человек в мире, даже генерал Дорон.
— Действительно, к чему тут галстук и гвоздика? — подал голос Крафт, в котором неожиданно пробудился чисто человеческий интерес. Ведь галстук и гвоздика были вещами понятными, в отличие от всех прочих машинных тонкостей, доступных лишь специалистам-очкарикам.
— Учет специфики аборигенов… — туманно и близко к истине объяснил Дорон, уже понимая, что галстуком и гвоздикой придется пожертвовать. Глупо, конечно, это на какие-то доли процента ухудшает план, но что поделаешь. — Эту деталь можно снова пропустить через машины, — добавил он, впрочем выкидывая свой козырь без всякой уверенности, что он подействует.
— Нет уж, позвольте! — развел руками Воннел. — Мы как-нибудь без машин можем разобраться в гвоздиках и галстуках! — И поглядел на Крафта, ища у него поддержки.
Крафт одобрительно кивнул Воннелу, вновь уравновешивая его с Дороном перед лицом своих миллиардов.
В этот момент в кабинет бесшумной походкой вошел секретарь генерала Дитрих — единственный человек, которому разрешалось в экстренных случаях без предварительного разрешения появляться в кабинете шефа в любое время дня и ночи, при любых совещаниях и делах. Дитрих для всех присутствующих был, как воздух, невидим, пуст и прозрачен, нематериален, причем именно по той причине, что он не был пустым: генерал Дорон твердо знал, что на Дитриха он может положиться как на самого себя, Дитрих был могилой в истинном смысле этого слова, ибо все, что проникало в него, оставалось в нем, как в склепе, не подлежащем вскрытию.
Итак, Дитрих вошел, неслышными шагами приблизился к генералу и молча положил ему на стол листочек блокнотной бумаги, на котором были написаны четыре слова: «В приемной комиссар Гард».
Дорон поднял вверх брови, подумал и так же молча протянул записку Воннелу. Министр прочитал и совершенно искренне пожал плечами: мол, ведомство хоть и мое, но я к визиту этого несносного Гарда отношения не имею, разбирайтесь сами. Крафт-старший при этом даже ухом не повел: повседневные дела Воннела и Дорона интересовали его так же мало, как детские слюнявчики.
— Пожалуй, на этом закончим? — сказал он, вставая. — «Сценарий», я полагаю, в принципе утвержден?
— Мне тоже лучше уйти, — произнес Воннел.
Генерал встал и по очереди пожал две руки, а если сказать точнее, то всю пятерню министра и два холеных пальца, протянутые миллиардером, за что Дорон его органически не переваривал, однако поделать с ним ничего не мог.
Дитрих, понимающий все приказания генерала без слов, проводил участников совещания до дверей и дальше, через небольшой холл до самого выхода из помещения, где они, даже не взглянув на провожатого, отдали себя в руки собственных секретарей и телохранителей. Затем, вернувшись к шефу и едва взглянув на него, Дитрих быстро написал на новом листке бумаги еще два слова: «По-видимому, Хартон». Оба листка тут же были отправлены им в горящий камин, где они вспыхнули и растаяли, словно снежинки, упавшие на горячую сковородку. Снова посмотрев на Дорона, Дитрих неслышно подошел к дверям, за которыми в приемной генерала терпеливо ждал комиссар полиции Дэвид Гард.
14. НЕ ПО СЛЕДАМ, А ЗА СЛЕДАМИ
Решение идти напрямую к Дорону возникло у Гарда в тот самый момент, когда он увидел на площадке перед своей дверью искаженное гримасой лицо Хартона. Хартон, подумал Гард, не такой болван, чтобы лично покушаться на комиссара полиции. У него, как у человека, заправляющего делами фирмы, было предостаточно молодчиков, способных взять на себя это мокрое дело. И если работу принялся исполнять сам Хартон, можно было не сомневаться в том, что менее всего были на то его воля и желание.
