Саймон Грин - Колдовство в большом городе
Сладкая Отрава работала с невероятной быстротой, решительно и ловко. Оторванные части тел летали по воздуху во всех направлениях. Она еще успевала смеяться и что-то топтать ногами. Численное превосходство ее явно не смущало. Похоже, Сладкая Отрава давно ждала этого момента. Грешник хмурился, но не пробовал ее остановить. Мертвецы раз за разом атаковали его, но безрезультатно: трудно причинить вред тому, кого и небеса, и преисподняя уже отвергли.
Я вытащил мешочек соли и, сделав пируэт, быстро разметил широкий круг; сразу стало гораздо легче. Мертвецы не могут пересечь соляную черту. Достать меня они больше не могли, но круг приходилось все время подновлять. Вертясь волчком, я уже сорвал дыхание и чувствовал, что долго не протяну. Моих магических фокусов недостаточно, чтобы отбиться от армии ходячих покойников. Я попытался позвать на помощь, но соратники были далеко. И вот что обидно: в глазах нападающих была видна одна смертная мука. Мертвецов толкала вперед исключительно воля хозяина. Когда-то, призвав последнюю крупицу мужества, они лишили себя жизни, чтобы освободиться от невыносимого бремени существования — и попали в вечное рабство еще более ужасной природы. Здесь нет для них ни мира, ни покоя.
Чем больше я думал, тем злее становился. Я по себе знаю, каково это — когда ты так страдаешь, что лишь смерть избавляет от боли. Чуть меньше упрямства, чуть больше решимости в известные моменты — и я был бы среди этих несчастных. Что же сделали мы с Темной Стороной? Даже мертвым нет здесь покоя!
От злости я собрался; даже сердце стало биться потише. Я включил свой дар, чтобы определить связь между рабами и хозяином. Открылся мой внутренний глаз, и я увидел путаницу серебряных нитей, связывающих черепа мертвецов с хозяином в железной клетке. К этому моменту я уже дошел до нужной кондиции: рассвирепел достаточно, чтобы усилием воли разом перерезать все нити.
Мертвецы застыли на месте, многие даже не завершили начатых движений. В Мавзолее сразу стало легче дышать, будто впустили свежего воздуха. Плакальщик закричал. Крик его был ужасен, как визг пилы, погрузившейся в живую плоть. Один за другим мертвецы падали и застывали на полу. Как блестящие пузырьки, как яркие звездочки, души выскальзывали из давно разложившихся трупов и устремлялись вверх. Некоторое время они сверкали во тьме, потом исчезли — ушли туда, куда их давным-давно определили.
Я никогда не верил, что самоубийцы отправляются в ад. Господь слишком милосерден для этого.
Нормальное зрение вернулось ко мне, и я осмотрелся. Кровавый туман рассеялся. Мои компаньоны — даже Безумец — в недоумении оглядывались. Мертвецы лежали смирно, атмосфера ужаса и отчаяния исчезла, как дурной сон. Бояться здесь было больше нечего. Черная железная клетка уже разваливалась; прутья осыпались ржавчиной, а на дне, среди металлических обломков, остались два жалких голых тела — мужчина и женщина, плачущие от злости и отчаяния. Лишенные могущества, больше не вместе, больше не чудовище по имени Плакальщик. Во что бы они сами себя ни превратили, что бы кто-то другой ни сотворил с ними — их страшному пути пришел конец. Несладко, наверное, стать теперь обыкновенными людьми.
Убивать их я не стал — у меня не было причин быть милосердным.
Я повернулся спиной к клетке.
— Пора идти. Думаю, мы здесь больше ничего не узнаем.
— А как быть с… этими? — спросил Грешник.
— Оставим как есть. Они ведь теперь обычные люди, и они беззащитны. Ничего не утаишь, пойдут слухи. Они узнают о страдании то, чего не довелось раньше. На Темной Стороне полно народу со старыми долгами — за близких, попавших в рабство.
— Вы не можете оставить нас здесь! — прокричал голос из разваливающейся клетки, непонятно, мужской или женский. — Герой Темной Стороны бросает нас на произвол судьбы?!
— Запросто, — ответил я и повернулся к выходу.
Друзья последовали за мной, не оглядываясь. Магия, определявшая облик помещения, понемногу выветривалась, и зал начал меняться. Скоро вернется старая планировка и дух блаженной памяти семейства Максвелл. И вот тогда, быть может, среди старых кошмаров сладкой парочке придется тоже подумать о самоубийстве. Я улыбнулся этим мыслям: с таким грузом на совести я смогу жить.
Понять, почему на Темной Стороне мертвым не дают покоя, на самом деле нетрудно: Могущественные и Владыки всегда находят им применение.
После Мавзолея мерзкая атмосфера Ярмарки уродов показалась глотком свежего воздуха. Мне было хорошо — пока я не заметил, что уокеровские топтуны исчезли вместе со всей остальной публикой. Улицы опустели, двери закрылись, огни погасли.
— Почему ты хмуришься? — спросил Грешник. — Это дурной знак, я успел заметить. И звуковая дорожка — послушай…
— Похоже, Уокер отозвал своих людей и очистил район. Означать это может только одно: он задумал какую-то гадость и хочет обойтись без свидетелей. Боюсь, нас не ждет ничего хорошего — принимая во внимание, что он легко позволял себе на глазах целой толпы народа…
Мы собрались в плотную группу — даже Безумец не стал, против обыкновения, проявлять независимость — и честно пытались смотреть во все стороны сразу. Тут бы передохнуть после встречи с Плакальщиком, но Уокер, как всегда, наносит удар, когда противник ослабел. Тишину пустых улиц нарушал лишь едва слышный городской шум, доносившийся издалека. Знает ли Уокер, что я расправился с Плакальщиком? Может, это была последняя соломинка? Вдруг он теперь решил, что я стал слишком опасен? Готов ли он, наконец, меня убить?
Знает ли он, что мне известна его роль в возвращении моей матери?
Вполне возможно, что власти не оставили ему другого выбора; просто приказали меня остановить. Чтобы не потревожить секреты, которые угрожают их драгоценному статус-кво. При встрече в клубе «Лондиниум» он намекал на нечто подобное. Кстати, о той встрече: я уже знаю, кто пришел по мою душу. Старая знакомая.
Во тьме, скрывавшей дальний конец улицы, застучали каблучки дорогих туфелек. Мы обернулись. Точно: смерть на высоких каблуках, Заноза собственной персоной. Дерзкая, обольстительная, божественная — среди наемных убийц другой такой не знаю. Идет, покачивая бедрами, в том же обтягивающем черном платье, в каком я ее видел в клубе «Лондиниум», вот только спереди появились пятна крови, и на ослепительно белых перчатках до локтей — тоже. Она благоразумно остановилась поодаль и одарила нас ослепительной улыбкой. Затянутые в перчатку пальчики сжимали трофей: пару перепачканных кровью оленьих рогов.
— Здравствуй, Джон. — Ее голос обещал все, чем только можно навредить мне. — Долгожданная встреча влюбленных и конец путешествия. Конец твоего путешествия, по крайней мере. Прямо здесь и сейчас.
