Виталий Сертаков - Останкино 2067
Взрывы пойдут один за другим…
Рафаэла дважды оглядывается, испытывая, по-видимому, острое желание меня прогнать, но прогнать не решается, так как неизвестно, где меня потом искать.
– Донна, у меня тут четверо в истерике и два легких пореза. Они все были на концерте, не могут прийти в себя.
– Вот черт! Это гости или свои?
– Своих только двое, остальные приезжие. Донна, им и так хреново, а Флавия рвется всех допросить!
Мы поднимаемся по легким ажурным ступеням вдоль наклонной крыши. Над головой переплетение балок, вентиляционные короба и мягкое гудение моторов. Под ногами – изнанка искусственного звездного неба, нависшего над террасами. Среди беседок цепью, с фонариками и собаками, шныряют «амазонки». Откуда-то приволокли лестницу, прожектор и снимают труп парня в черном трико.
– Люси, скорми всем чужим ферветонила, чтобы уснули и не просыпались до завтра. Бэлле я скажу, чтобы их не трогала, а твоя задача сделать так, чтобы не поступило ни одной жалобы.
– Донна, их было шестеро, и, как минимум, двое мужчин.
– Что-о?! – Ярость придает хозяйке новую порцию энергии, и с удвоенной прытью она бросается на штурм крыши. – Что значит «было», вы позволили им взлететь?
– Они разделились на две группы, двое наших ранены. Сейчас проверяем все машины на нижних стоянках. А те двое, что вырвались наверх, взлететь не успели. Во всяком случае, ни одна машина за это время в воздух не поднялась.
– Тогда где они, черт подери?! Мы будем на паркинге через минуту.
– Донна, я вас вижу, поднимаетесь по западной лестнице. По восточной я послала всех свободных девчонок. Мы блокируем стоянку и удержим ее, пока подвезут псов.
– Значит, эти гниды прячутся на свежем воздухе среди такси?
Стоянку аэротакси я вижу издалека. Это колоссальная таблетка, укрепленная на легких сваях у самого «соска». Впрочем, на фоне размеров «груди» паркинг кажется крошечным, он рассчитан на одновременный прием не больше двух десятков машин. Тонкость заключается в том, что без внешнего электропитания ни одно реактивное судно не может взлететь.
– Донна, у нас взрыв на гостевом паркинге, пятнистый «бентли»…
– Твою мать! – Коко бьет кулачком о стену.
– Донна, мы почти поймали этих сучек, но они…
– Меня мамочка убьет за тачку. – Коко чешет за ухом.
Я смотрю на ее по-детски надутые губы и вспоминаю, как десять минут назад она стреляла на звук.
– Донна, донна, это Люси… Они запустили мотор такси, несмотря на запрет. Они ранили контролера… Может, вызвать милицию? Все равно уже кто-то вызвал без нас.
– Что-о?! – После такого известия надменное лицо Рафаэлы разъезжается, теряет жесткость, превращается в квашню. – Она поворачивается к нам: – Вы… убирайтесь оба! Коко, милочка, выведешь его через тоннель, там возьмете мою машину. Живее, чтобы духу его тут не было!
Следующие несколько минут меня просто волокут за собой вниз, как куль, набитый отрубями, и, не спрашивая, швыряют в нутро автомобиля.
Лиз убита. Единственная цепочка оборвана. И те, кто ее убили, готовы были прикончить меня. В последнюю секунду в салон протискивается Коко и быстро клюет меня в губы.
– Не паникуй, котик, – очень серьезно говорит Коко. – Я найду тебе эту рыжую гадину. Только уговор – ты ее не будешь убивать, оставишь мне. Должна же я что-то предъявить маме Фор взамен «бентли»…
13. Я болен ею
– Ксана, – умоляю я, – Ксана, так нельзя…
– Если человек к тридцати годам не поумнел, то он уже безнадежен!
– Ксана, я…
– «Я, я, я, я!!!» – с чувством, на разные лады декламирует она, появляясь на пороге кухни. – Ты когда-нибудь слышал, что в русском языке есть другие местоимения?
– Я всего лишь хотел сказать…
– И снова «я»! Он, видите ли, всего лишь хотел… Он хотел, и он сделал. Ему даже не пришло в голову, что в этой вселенной есть и другие живые существа! И эти живые существа точно так же нуждаются в глотке воздуха и…
Секунду она раскачивается, уперев кулаки в бока, затем начинаются хаотические перемещения по квартире. Ксане совершенно не нужна уборка, но в состоянии саморазогрева она хватается за различные предметы и переставляет их с места на место. На самом деле мне чертовски приятно, когда она с воплями и брюзжанием принимается за настоящую уборку. У меня тогда ненадолго возникает ощущение, что это все-таки не только мой, но и наш дом.
Я болен ею.
Сегодня вечером Ксана не намерена наводить порядок, просто ей некуда девать накопившуюся энергию. В минуты ярости она действует как сомнамбула и потом ни за что не вспомнит, на кой ляд перекидала из одного шкафа в другой коллекцию статуэток. После статуэток она берется за покрывала и мелкие подушки. Я ей не мешаю, просто стараюсь убрать подальше ноги и отставляю подальше чашку с горячим кофе. Стоит ей почуять, что я перестал внимать, что мой интерес чуточку ослаб, – и можно мгновенно схлопотать босоножкой по голой пятке или журналом по затылку. И все это походя, почти машинально, как мы машинально выключаем свет или задвигаем ящик в секретере.
– Ксана, я надеялся, что тебе будет приятно отдохнуть несколько дней…
– А у меня он спросить не догадался! – Ксана разговаривает с внушительным мохнатым медведем. Впрочем, с равным успехом это может быть тюлень или мышонок, дизайнеры подушек не слишком озаботились сходством с оригиналом.
– Я – пустое место, я – рюкзак! – докладывает она квадратному тюленю. – Со мной незачем советоваться, закинуть в багажник – и привет!
Я купил ей тур на Алтай. Она мечтала туда попасть, я слышал, как она говорила с кем-то из подруг о возможности такой поездки. Там выстроили что-то крутое, что-то невероятно оздоравливающее, с применением местных снадобий. А я хотел сделать ей приятное и как всегда не угодил.
Когда-нибудь я ее придушу.
– Признайся честно, будь мужиком, ты просто хотел от меня избавиться?
Вот, кстати, любопытное наблюдение. Я лишен возможности понаблюдать за тысячами других женщин, но подозреваю, что они похожи на мою жену. Она просто сатанеет, стоит намекнуть на наши половые различия, в любом контексте, кроме любовной игры. Но едва речь заходит о самых невинных моих проколах, мне немедленно предлагают вспомнить, кто из нас мужик. Ксана не состоит официально в этих безумных союзах, типа «Женщины против всего, за что мужчины», иначе бы я давно выбросился в окно. Но периодически я подозреваю ее в тайных симпатиях к радикальному крылу современных суфражисток.
Я болен ее закидонами.
Я ни за что не признаюсь, зачем купил ей тур. Истинная причина, по которой мне надо, чтобы она уехала, звучит как пьяный бред.
