Зиновий Юрьев - Иск
— Пожалуйста, мистер Карсон. Айлин, — он повернулся к мисс Ковальски, — сделайте это, пожалуйста. Для меня. Если, конечно, — он улыбнулся жалко и печально, — вы еще можете заставить себя что-то сделать для меня.
— Хорошо, профессор. Не беспокойтесь, — сказала мисс Ковальски и направилась было к двери, но вдруг вернулась, нагнулась над креслом Трампелла и поцеловала его в лоб. Непроницаемое и неподвижное ее лицо, лицо идеального секретаря, вдруг жалобно сморщилось и она всхлипнула. Это было так неожиданно, что я не мог поверить своим глазам. Я бы меньше удивился, если бы всхлипнуло бронебойное орудие.
— Спасибо, Айлин, — прошептал профессор. — Поверьте, мне много легче. Поезжайте, дорогая моя.
Мы молча спустились на роскошном лифте и через двадцать минут уже подъезжали к больнице.
Я был уверен, что профессор никуда не звонил и никого не предупреждал. Очевидно, Айлин Ковальски играла в его жизни еще большую роль, чем предполагали больничные сплетницы. Он должен был понимать, что, если нас кто-нибудь встретит в больнице, мисс Ковальски никогда больше не сможет поцеловать его в лоб. Потому что у меня был пистолет.
— Ник, останься в машине, — вдруг сказала Луиза. — Я пойду с Айлин.
— Нет, пойду я.
— Ники, дай мне сумочку с пистолетом. Мне безопаснее. Мое лицо здесь знакомо и ни у кого не вызовет подозрений.
Я согласился. Может быть, Луиза была и права. Они вышли. Я сидел и думал о своем знакомом в Разведывательном агентстве. Когда-то Густав Ратмэн был хорошим парнем. Но кто знает, как меняются хорошие парни за время, пока дослуживаются до чина полковника. Во всяком случае, он выслушает меня. Надо было надеяться, что выслушает. А если нет? Тогда все кончено. Это был какой-то дьявольский заговор, и мне не за что было больше ухватиться. Они отлично поработали. Фонд Людвига не суетился. Покойный истребитель лесов не любил суеты. И они не считали деньги. Они могли покупать старых врачей и новые тела для своих жертв, они могли не спеша заметать следы. На что я надеялся, на что надеялся Тони Баушер? Два жалких Дон Кихота с медными тазами на головах вместо шлемов. Дон Кихот хоть мог сражаться с ветряными мельницами, а у меня был лишь жалкий старик с сизыми губами и щегольским платком на морщинистой шее.
Сражение окончилось, не успев начаться. В глубине души я уже не надеялся и на старого школьного товарища. Зачем я ему?
Пора бы Луизе уже появиться, подумал я. Из ворот вышел какой-то человек, неторопливо сел в машину и уехал. И почти тотчас же появилась Луиза. Она бежала. Я распахнул дверцу, и она плюхнулась на сиденье. Я понимал, что нужно двигаться. Я ничего не спрашивал. И только когда мы проехали несколько кварталов, она сказала:
— Айлин убили.
— Как это «убили»? — глупо спросил я.
— Мы вошли в ее кабинет, она открыла шкаф, но твоей истории болезни не было. Айлин проверила несколько раз. И тут только обратила внимание, что в замке кто-то ковырялся. Она стояла лицом к шкафу и рассматривала замок, когда вдруг что-то чмокнуло или хлопнуло и она стала падать. Я бросилась к ней, и в это время кто-то пробежал сзади. Я даже не успела оглянуться… О господи, это так ужасно… — Луиза заплакала.
Мой ангел-хранитель не дремал. И тут только я вдруг понял, что, если бы стрелявший видел лицо Луизы, она стала бы второй мишенью. Холодное оцепенение сжало мои мозги. Я твердо знал, что не смогу прожить без Луизы и дня. Особенно теперь. Я подъехал к тротуару и остановился. Я не мог ехать.
— Ты понимаешь, она была еще совсем теплая. У нее была теплая рука, когда я схватила ее, — прошептала Луиза, — и она была уже мертвой. И глаза у нее были открыты… Я… я никогда не видела мертвых… — Она всхлипнула прерывисто, совсем по-детски.
Все время я мучил женщину, которую любил. Я делал все, чтобы стащить ее с нормальной жизненной дороги и завести в мрачные топи. Она могла бы выйти замуж за нормального человека, молодого, полного сил и оптимизма, народить кучу детей. Вместо этого ее терзал своими сомнениями печальный иск. А теперь еще вдобавок эта ходячая машина тащит ее за собой по стрельбищу, где на линии огня — неплохие специалисты по стрельбе по живым мишеням. Давно, давно нужно было быть мужчиной, решительным и жестким, и вывести Луизу на хоженую дорожку, поцеловать в последний раз и расстаться навсегда.
Но все это теперь пустые слова. Было уже поздно, мы стали мишенями, и стрелки поджидали нас за каждым углом.
Даже если я приползу на брюхе к мистеру Люшесу и скажу:
«Добрый мой ангел-хранитель, вот я вернулся к вам. Можете делать со мной что угодно, можете разряжать меня, но только не стреляйте в Луизу Феликс», он не обманет меня (он зря не обманывал), он пожмет плечами и скажет: «К сожалению, мы не сможем выполнить вашу просьбу. Вы сами понимаете, что элементарные меры безопасности требуют, чтобы вас мы разрядили, а мисс Феликс убрали».
К машине подошел полицейский. Я даже не испытал укола страха. Когда за тобой охотятся, место рядом с полицейским начинает казаться сейфом в банке.
— Здесь стоять нельзя, мисс, — лениво процедил он.
— Спасибо за предупреждение, — сказал я, совершенно забыв, что мой мужской голос не очень вяжется с пышным париком и накрашенными губами.
Полицейский недоуменно посмотрел на меня, я улыбнулся, и мы отъехали от тротуара.
ГЛАВА 14
Полковник Разведывательного агентства Густав Ратмэн увлекался в школе и университете легкой атлетикой и неплохо бегал на длинные дистанции. Особенно любил он пять тысяч метров. На этой дистанции нужно уметь распределять силы. Нужно уметь терпеть. Нужно уметь держаться позади, слушать тяжкое дыхание соперников, видеть взмокшие спины и в нужный момент вырваться вперед, оставив всех позади.
И, даже перестав бегать, он сохранил психологию стайера. Главное — уверенность, что ты сумеешь обойти конкурентов и первым коснешься заветной ленточки. Финишей было много: продвижение по службе, женщины, интересные командировки. Но и бегунов на карьерной дистанции было немало.
Такова была жизнь — один беспрерывный, нескончаемый бег. Пока сохранялся оптимизм, пока тяжкое дыхание конкурентов слышалось чаще позади, чем впереди, — все было нормально.
Но в последние годы Густав Ратмэн все чаще видел перед собой спины. И как он ни старался обойти их, конкуренты не исчезали. Они словно издевались над ним. Они маячили впереди, и как он ни выкладывался, расстояние между ними и им не сокращалось. Сделать усилие, заклинал он себя, собрать силы на финишный рывок. И по-прежнему видел ненавистные спины. И финишировали конкуренты задолго до него. Это было совершенно непонятно, нарушало все привычные представления о том, что должно происходить на дистанции.
