Нил Гейман - Сыновья Ананси
Грэм Коутс начал планировать свое исчезновение из славного агентства Грэма Коутса еще в те времена, когда Джон Мейджор был премьер-министром. Все хорошее когда-нибудь кончается. Рано или поздно, как Грэм Коутс собственной персоной был бы счастлив вас уверить, даже курица, несущая золотые яйца, попадает в суп. И хотя план его был хорош – заранее ведь не знаешь, когда тебе понадобится исчезнуть без предупреждения – и он понимал, к чему все идет, грозовым облаком скапливаясь на горизонте, но момент отъезда оттягивал до последнего.
Важно, решил он для себя много лет назад, не уехать, но исчезнуть, испариться, пропасть без следа.
В его офисе в тайном сейфе – а сейф этот был размером с комнату, чем Грэм Коутс чрезвычайно гордился – на полке, которую он сам повесил, и недавно, когда она упала, перевешивал, – лежала кожаная сумочка с двумя паспортами, один на имя Бэзила Финнегана, другой – Роджера Бронштейна. Оба они, как и Грэм Коутс, родились около пятидесяти лет назад, однако, в отличие от него, умерли в первый год жизни. На фотографиях в обоих паспортах был Грэм Коутс.
В сумочке также лежали два бумажника – в каждом свой набор кредиток и удостоверение на имя одного из владельцев паспортов. Каждый из них имел право распоряжаться содержимым темных счетов на Кайманах, откуда, в свою очередь, деньги переводились на счета на Британских Виргинских осторовах, в Швейцарии и Лихтенштейне.
Грэм Коутс предполагал пропасть навеки на свой пятидесятый день рождения, до которого оставалось чуть больше года, и теперь размышлял о деле Толстяка Чарли.
Он, конечно, не рассчитывал на то, что Толстяк Чарли будет арестован и посажен в тюрьму, хотя, случись такое, вряд ли стал бы сильно возражать. Он хотел увидеть его испуганным, опозоренным и безработным.
Грэм Коутс получал истинное удовольствие, когда доил клиентов агентства Грэма Коутса, тем более что ему это отлично удавалось. Он не переставал изумляться, тщательно отбирая клиентуру, тому, что знаменитости и актеры ничего не понимают в деньгах и с удовольствием перепоручают представлять их интересы и управлять финансовыми делами тому, кто сделает так, чтобы им не о чем было беспокоиться. А если временами отчеты о состоянии счетов или чеки запаздывают, или в них указаны не те цифры, каких ожидают клиенты, или с клиентских счетов необъяснимо списываются средства – что ж, в агентстве Грэма Коутса такая текучка, особенно в бухгалтерии, и во всем, что происходит, можно с легкостью обвинить уже уволенного некомпетентного сотрудника, а порой – и умаслить клиента ящиком шампанского и извинительным чеком на солидную сумму.
Не то чтобы люди любили Грэма Коутса или доверяли ему. Даже те, чьи интересы он представлял, считали его хорьком. Но они почему-то верили, что это их хорек, и ошибались.
Грэм Коутс был сам себе хорек.
Телефон на его столе зазвонил, и он поднял трубку.
– Да!
– Мистер Коутс? Это Мэв Ливингстон. Я знаю, вы велели соединять ее с Толстяком Чарли, но его на этой неделе не будет, и я не знаю, что ей ответить. Сказать, что вас нет?
Грэм Коутс немного подумал. До внезапного сердечного приступа, который свел его в могилу, Моррис Ливингстон некогда был самым любимым в стране йоркширским комиком-коротышкой: звезда таких телесериалов, как «На затылке и висках покороче» и субботнего вечернего шоу-варьете «Моррис Ливингстон, я полагаю». В восьмидесятых он даже попал в хит-парад с новаторским синглом «Отличный вид (но ширинку-то застегни)». Дружелюбный, простой в общении, он не только оставил все свои финансовые дела на попечение агентства Грэма Коутса, но также, с подачи самого Грэма Коутса, назначил Грэма Коутса распорядителем своего наследства.
Было бы преступлением не поддаться такому искушению.
А теперь эта Мэв Ливингстон. Справедливости ради следует отметить, что Мэв Ливингстон, даже не подозревая об этом, уже много лет на первых и не очень ролях участвовала в самых излюбленных и сокровенных фантазиях Грэма Коутса.
– Да, – сказал Грэм Коутс. – Соедините. – И добавил воркующим голосом: – Мэв, приятно вас слышать. Как дела?
– Не уверена, – сказала она.
Мэв Ливингстон была танцовщицей, когда встретила Морриса, и всегда доминировала над этим коротышкой. Они обожали друг друга.
– Тогда почему бы вам не рассказать обо всем мне?
– Я разговаривала с Чарльзом пару дней назад. И мне интересно. Точнее, менеджеру в банке интересно. Деньги из наследства Морриса. Нам было сказано, что что-то должно поступить.
– Мэв, – сказал Грэм Коутс своим, как он думал, печальным бархатным голосом, который, как он полагал, особенно нравится женщинам, – проблема не в том, что нет денег – дело исключительно в ликвидности. Я говорил вам, Моррис сделал несколько неудачных вложений незадолго до кончины, и хотя, следуя моим советам, часть денег он вложил разумно, требуется дать добрым плодам созреть: если заберем деньги сейчас, мы потеряем почти все, что у нас есть. Но беспокоиться не о чем, не о чем. Для хорошего клиента ничего не жалко. Я выпишу вам чек со своего собственного счета ради ваших платежеспособности и спокойствия. Какую сумму назвал ваш менеджер в банке?
– Он говорит, что перестанет принимать чеки, – сказала она. – А на Би-би-си мне сказали, что переводят деньги за старые шоу на DVD. Эти деньги ведь никуда не вложены?
– Так говорят на Би-би-си, да? На самом деле для этого нам пришлось здорово их потормошить. Но я не стал бы перекладывать всю вину на Би-би-си Уорлдуайд. Наша бухгалтерша забеременела, и в делах полный беспорядок. А тут еще Чарльз Нанси, с которым вы говорили, слетел с катушек – у него умер отец, и он много времени проводит за пределами страны.
– Когда мы говорили последний раз, – отметила она, – вы устанавливали новую компьютерную программу.
– В самом деле, устанавливали, на тему бухгалтерских программ я могу долго распространяться. Как это говорят: человек э-э-э способен ошибаться, но чтобы э-э-э по-настоящему все испортить нужен компьютер. Как-то так. Я приложу все силы, чтобы разобраться; если понадобится, то без компьютеров, по старинке, и ваши деньги устремятся к вам. Этого как раз хотел и Моррис.
– Мой менеджер говорит: для того, чтобы они не возвращали чеки, нужно, чтобы на счету было десять тысяч фунтов.
– Десять тысяч фунтов ваши. Мы еще не договорили, а я уже выписываю вам чек.
Он нарисовал в блокноте круг и добавил сверху выходящую из него линию – получилось немного похоже на яблоко.
– Я вам очень благодарна, – сказала Мэв, и Грэм Коутс приосанился. – Надеюсь, я вам не слишком докучаю.
– Вы мне никогда не докучаете, – сказал Грэм Коутс. – Ни в чем.
