Станислав Гагарин - Вторжение
«Как вам это нравится, товарищ Сталин?» — мысленно спросил писатель вождя. Этим способом общаться с гостем ему не доводилось, и Станислав решил проверить его эффективность.
«Паршивые комедианты, — услышал Станислав Гагарин характерный голос. — Местечковые фигляры! Пошляки! Иначе они совсем не могут… У них никогда не было, понимаешь, ни вкуса, ни артистичности. Посмотрим, что будет дальше».
В буфете они увидели вторую стюардессу, сидевшую в простенке между шкафами, и еще двух боевиков. Среди них писатель узнал того, кто давеча представился ему капитаном Мамедовым, и подумал с надеждой: может быть, на самом деле здесь осуществляется некая загадочная операция наших органов совместно с Интерполом.
«Но ты-то знаешь, что не являешься международным мафиози», — сказал себе Станислав.
«Блеф, — вступил в обмен мыслями Иосиф Виссарионович. — Этот Мамедов имеет такое же отношение к КГБ, как вы к израильской разведке Моссад, а я к ЦРУ».
Тут появился Плешак и вопросительно посмотрел на псевдокапитана. Мамедов — или кто он еще — согласно кивнул и подал ему телефонную трубку для связи с пилотской кабиной.
— Они здесь, шеф, — сказал он. — Сопротивления не оказали… Нормально! Хорошо… Так и сделаю. До связи.
«Ага, — сказал себе писатель. — Произнес характерное для профессионалов выражение «до связи». Так говорит определенный круг лиц. У нас на флоте, например».
«Не ломайте себе голову, — возник в его сознании голос Сталина. — Потом я вам скажу, кто он такой».
— Слушайте сюда, — сказал плешивый, передавая трубку Мамедову — для удобства будем называть его именно так. — Идем на посадку. Там перейдете под охраной в автомобиль и отправитесь на беседу с руководством…
— Чьим руководством? — живо спросил, не дав ему закончить писатель.
Сталин невозмутимо молчал.
— Нашим руководством, — с вызовом ответил плешивый.
— Вы бы извинились перед нами, молодой человек, — неторопливо заговорил Сталин, подняв указательный палец и направив его на главаря. Впрочем, теперь было ясно, что на борту самолета находится более высокого ранга бандит.
— Взбудоражили, понимаешь, пассажиров, объявили нас преступниками, — продолжал вождь, с каждым словом как бы пригвождая пальцем октябриста. — Нехорошо вы поступили, некультурно. И я не думаю, что ваше, понимаешь, руководство похвалит вас за это. Настоящее руководство избегает лишнего шума в таких деликатных операциях. Если бы вы были моим подчиненным, то я бы обязательно, понимаешь, немного наказал вас.
— Пусть начальство извиняется, — грубо ответил плешивый, но грубость его была скорее защитой. Знал он или нет, кто именно стоит перед ним сейчас, имеющий паспорт на имя Джугашвили, но, естественно, не мог не понимать, что человек этот — вылитый товарищ Сталин.
При этих его словах лжекапитан Мамедов отвернулся, и писатель понял, что молодому бандиту — а может быть, они все-таки из КГБ? — попросту неловко.
— Хорошо, — кивнул Сталин. — Я согласен с вами. Пусть перед нами извинится ваше, понимаешь, начальство.
Самолет вдруг резко накренился. Видно, заходил на посадку.
Зазвонил телефон, и Плешак сам схватил трубку.
— Да, — сказал он, — я здесь… Все в порядке. Предлагаю надеть наручники. Зачем? На всякий случай! Хорошо, хорошо… Мы идем.
Он отменяюще подал знак — не надо, мол! — уже вытащившему из кармана наручники Мамедову, снова выхватил тяжелый Стечкин из-под пиджака и махнул автоматическим пистолетом в сторону первого салона.
— Первым идет Джугашвили, вторым — Гагарин! Мамедов следует впереди! Я всех прикрываю!
«От кого нас необходимо прикрывать?» — хотел спросить писатель, но передумал. Во всем этом опасном лицедействе логики вообще было маловато. Но разве не доказала мировая практика, что порою бессмысленно искать логичное в человеческих поступках?
«Человек — самое алогичное существо в Природе», — передал ему шагнувший вперед, как предписал плешивый, товарищ Сталин, и писатель будто увидел его лукавую усмешку.
В первом салоне света было меньше, и в сумраке сочинитель Гагарин заметил, что здешние пассажиры ведут себя куда свободнее — будто происходящее их вовсе не касается.
У входа в пилотский отсек, вернее, помещения, которые ему предшествовали — прихожая, гардероб летчиков, гальюн — стояли двое с автоматами.
Писатель увидел, как вождь, находясь на середине салона, глянул то на одного охранника, то на другого, спина его при этом напряглась. Но потом Иосиф Виссарионович расслабился и как ни в чем не бывало прошел в салонный предбанник.
Там их встретил элегантный джентльмен в переливающемся костюме серо-голубого цвета, о таком всю жизнь мечтал Станислав Гагарин, да так и не приобрел. Раньше не за что было купить, а сейчас ничего не достанешь… Потрогав зачем-то узел изящно повязанного галстука — едва ли не от Кристиана Диора — джентльмен вежливо поздоровался, кивком головы отправив плешивого, передавшего ему документы, назад.
Восточный красавец Мамедов сюда вообще не входил.
— Доброй ночи, — сказал тот, кого видимо, называл октябрист по телефону шефом. — Приношу вам искренние извинения за причиненное беспокойство. Наши люди, увы, не получили хорошего воспитания, и потому…
— Кто вы такие? — резко спросил Станислав Гагарин. — И что здесь происходит?
— Потерпите, — ласково улыбаясь, ответил тип в серо-голубом костюме. — Операция заканчивается, и скоро вы получите ответы на волнующие вопросы.
— Мне бы хотелось узнать, куда сядет самолет, — спросил Сталин. — Я не располагаю достаточным, понимаешь, временем, чтобы устраивать незапланированные остановки в пути.
— Все учтено, товарищ Сталин, — исполнительно подтянувшись, ответил серо-голубой, а писатель внутренне вздрогнул: значит, им известно, кто сейчас находится в лайнере… Что из этого вытекает?
«Знают ли они, какой это Сталин? — лихорадочно соображал он. — Если знают, то… Что то? Ломехузы? Злые силы Конструкторов… А может быть, агенты правительства? Мы ведь и не скрывались особо, вообще не прятались. Но зачем правительству эта хохма с захватом самолета, наручниками и стрельбой, пусть и холостыми патронами?»
Тем временем, шеф объяснил вождю, что в Тбилиси он и его спутник попадут своевременно. Не стоит беспокоиться, все будет в полном порядке.
Самолет явно снижался. Разговоры здесь больше не возобновлялись. Когда лайнер зарулил на посадку, шеф предложил писателю и вождю сесть на имевшиеся в отсеке сиденья и собственноручно застегнул на них привязные ремни.
