Андрей Уланов - Никакой магии
Но если мы ошиблись — что разом объясняло и запертую калитку, и отсутствие трупного запаха, равно как и перечисленных в справке жильцов профессорского дома — отчего же перепугались белые маски? Я в замешательстве оглянулась на вход в зал. Все мое небольшое полицейское чутье сейчас делало стойку и призывно верещало: эти люди занялись чем-то противозаконным! Только вот чем?! На курильщиков опиума они явно не походили — ни характерного запаха, ни соответствующей атрибутики.
— Вот бы их арестовать… — задумчиво произнесла я. Это было всего лишь смутное пожелание, но моя спутница восприняла его всерьез.
— На каком основании? — деловито спросила она, одновременно перебирая листы в папке. — Срок ареста, условия содержания?
— Ух, как вы скоры на расправу, — с легким оттенком зависти вздохнула я. — В том-то и дело, что я не представляю: в чем бы таком обвинить этих людей. Но — очень хочется!
— Ночная Гвардия имеет право производить аресты без соблюдения установленных формальностей, руководствуясь лишь «духом закона», — судя по тону, Марилена цитировала какой-то текст. — Право даровано королевским рескриптом в Акварельную войну и до сих пор не отменено.
— Не уверена, что полковник одобрит мое понимание «духа закона», — призналась я. — И уж точно мне бы не хотелось войти в анналы Гвардии той, из-за кого этот самый рескрипт отменят.
— В таком случае… — начала Марилена все тем же скучным тоном, затем захлопнула папку — и вдруг задорно улыбнулась. Удивительно, но нехитрое, в общем, мимическое действие разительно изменило ее: образ чопорно-строгой не по годам дамы разлетелся, словно разбитая скорлупа, выпустив на свет дерзкую проказницу-девчонку.
— …предлагаю как можно тише убраться прочь отсюда.
Глава 7
В которой инспектор Грин почти верит в магию.
Как известно всем-всем-всем, эльфы от рождения великие, в самом крайнем случае, очень-очень талантливые художники. А также: кондитеры, парфюмеры, портные, врачеватели, поэты, танцоры, певцы, фехтовальщики, стрелки из лука и всего, что стреляет, и далее список еще на десять страниц убористым почерком. Это, повторяю, известно всем-всем-всем на свете — кроме самих эльфов, которые знакомы с истинным положением дел.
К примеру, лично я всегда завидовала художникам — их умению запечатлевать мгновения нашего изменчивого мира. В последнее время к ним присоединились еще и гномы, но таскать за собой тяжеленный ящик на ножках, кучу хрупких стеклянных пластинок и лабораторию куда сложнее, чем сложить в мешок холст, набор кистей и краски с палитрой.
Тем интереснее было наблюдать, как под тонким грифелем Марилены проступают контуры профессорского кабинета. Словно бы в плену зажимов мольберта оказался не девственно-белый лист, а кусок льда — и сейчас он медленно тает, обнажая скрытый за ним рисунок.
Главной деталью переднего плана, разумеется, являлся сам покойный — уже почти четыре часа — профессор Морделл. Благообразного, как принято говорить, вида пожилой джентльмен лежал на ковре у письменного стола, невидяще глядя в потолок. Никаких следов борьбы — если не считать за таковой свалившийся с ноги покойного войлочный тапок — в комнате не имелось. Равно как не имелось ничего, проливающего хоть тонкий лучик света на причину смерти профессора.
— Будь здесь Том Тайлер, — не отрываясь от штриховки, негромко произнесла Марилена, — он бы запрыгал от восторга и заявил, что теперь-то мы не отвертимся — без помощи магии объяснить произошедшее невозможно!
— Угу, — печально вздохнула я, — и, что самое неприятное, он был бы совершенно прав!
Ситуация и в самом деле из тех, что являют собой кошмар наяву для любого следователя. Запертая комната, куда не мог проникнуть никто посторонний, а в ней — труп без всяких признаков насильственной смерти. Не будь фамилии покойного в пресловутом списке полковника — кстати, а за какие заслуги оказался в нем профессор математики? — вызванный констеблем врач констатировал бы смерть по естественным причинам и на этом все закончилось. Однако Луис Джоэл Морделл в списке присутствовал — и я догадывалась, что легче будет вывернуться наизнанку, чем убедить Карда в естественности очередной смерти. Даже вскрытие не поможет — полковник просто решит, что таинственный враг научился вызывать у своих жертв сердечный приступ или апоплексический удар. К тому же… к тому же я и сама не верила. Покойный мистер Морделл, по словам родных, вел спокойный и умеренный образ жизни, по части болезней жаловался лишь на ревматизм и ухудшающееся зрение. В остальном же профессор для человека своего возраста был отменно здоров: ни жалоб на сердце, ни проблем с давлением или желудком, зубы почти все на месте. Разве что легкие… хотя жена упомянула про лекции…
— Марилена, не помните, где преподавал покойный?
— Минуту… — отложив карандаш, моя напарница достала стенографический блокнот, — вот… колледж Святого Астона, два раза в неделю. В двух милях отсюда.
— А экипажа или лошади у профессора не было, — задумчиво пробормотала я. Вряд ли Морделл каждый раз тратился на извозчика. Значит, две мили пешей прогулки, добрый час ораторства с кафедры и обратный путь… нет, и тут не к чему прицепиться. Но тогда… как?!
Ну же, инспектор Грин, мысленно укорила я себя, что за манера вешать нос при одном лишь намеке на проблему. Так дело не пойдет, нет-нет-нет. Ты должна распутать, решить загадку, должна, и все тут, заруби это на своих длинных ушах.
Итак, еще раз, сначала. Перед нами рабочее помещение покойного математика. В первый момент показался мне похожим на лабораторию брата Винсента, хотя на самом деле между ними сходства не больше, чем у их владельцев. Маленький, лишь чуть больше моей участковой каморки, и очень уютно выглядящий кабинет. В таком наверняка приятно работать — и совсем не столь приятно, когда тебя беспокоят по мелочам. Так что ничего удивительного в том, что покойный профессор имел привычку запираться изнутри. Ключ до сих пор в замке — хоть тот и болтается наполовину выбитый из двери. Разумеется, его могли вставить и после, но эту версию пока задвигаем в самый дальний угол — она предполагает сговор и соучастие всех домочадцев профессора, что совершенно лишнее умножение сущностей и вообще людская паранойя. Тогда уж проще рассмотреть версию об отравлении — завтрак готовили жена и падчерица, горничная накрывала стол… возможность имелась у всех! И при этом никто в доме не мог желать исчезновения главного источника дохода семьи. Без профессорского жалованья им будет совсем не просто содержать дом в столице. Личный мотив… что ж, если Морделл сумел довести кого-то из близких людей, он вполне заслужил билет на Вечный Лед — но пока мне слабо верилось в подобное. Я знала, что в таких небольших аккуратных особняках за плотно закрытыми ставнями часто разворачиваются жуткие драмы — долгие и беспросветные, как осенняя хмарь. В Арании мужчина, глава семьи, властвовал над домочадцами практически безраздельно — и мог злоупотреблять своей властью, почти не опасаясь наказания. Возможно и здесь… но такие вещи трудно скрыть, они проступают, словно пятна крови на ткани — в словах, жестах, запахах и еще тысяче незаметных для человека мелочей. В этом доме я не почувствовала ничего подобного… пока.
