Терри Пратчетт - Шмяк
Он успеет домой вовремя. Может быть, минута опоздания не сыграет роли. И даже наверное нет, хотя у Юного Сэма оказались весьма точные внутренние часы. Возможно, даже две минуты сойдут ему с рук. Или целых три. Ну, допустим, пять. Но не больше. Сначала ты опоздаешь на пять минут, затем на десять, на полчаса, на два часа… А потом весь вечер не увидишь сына. Поэтому точка. В шесть часов ровно, каждый день, он читал книжку Юному Сэму. Никаких отговорок. Ваймс дал себе слово. Никаких отговорок. Вообще никаких. Потому что вслед за благовидным предлогом появляются и неблаговидные.
В ночных кошмарах ему снилось, что он опоздал.
Ваймсу часто снились кошмары про Юного Сэма. В них были пустая кроватка и темнота.
Все шло как-то уж слишком… хорошо. Всего за несколько лет он, Сэм Ваймс, поднялся на самый верх, словно летя по воздуху. Он стал герцогом, командовал Стражей, обладал властью и женился на женщине, чьей любви, нежности и понимания, строго говоря, не заслуживал. Вдобавок он был богат как Креозот. Фортуна взирала на него благосклонно, и Ваймс огромными глотками пил из чаши бытия. Все случилось так быстро.
А потом появился Юный Сэм. Сначала жизнь шла спокойно. Юный Сэм ничем не отличался от других младенцев — болтающаяся голова, пузыри, рассеянный взгляд. Полностью на материнском попечении. Но однажды вечером сын повернулся и устремил прямо на Ваймса глаза, которые, с точки зрения счастливого отца, сияли ярче всех фонарей на свете. И тогда страх могучей волной вторгся в жизнь Сэма Ваймса. Огромная удача и неподдельная радость… все это было как-то неправильно. Разумеется, Вселенная не позволит одному-единственному человеку быть настолько счастливым. Однажды она предъявит счет. Где-то нарастала огромная темная волна. Когда она обрушится ему на голову, то сметет все. Иногда Ваймсу казалось, что он слышит ее отдаленный гул…
Выкрикивая бессвязные благодарности, он спрыгнул, как только карета замедлила ход, с трудом удержал равновесие и помчался по подъездной дорожке. Дверь открылась, едва он подбежал, разбрасывая башмаками гравий. Вилликинс держал наготове Книгу. Ваймс схватил ее и понесся по лестнице в ту самую минуту, когда в городе часы начали в разных вариантах отбивать шесть.
Сибилла была непоколебима — она считала, что брать няньку не нужно. Но Ваймс в кои-то веки тоже был непоколебим: нянька им нужна, а также помощница в загоне для породистых драконов. В конце концов, человеческие силы ограниченны. Ваймс победил. Пьюрити — очень приличная девушка — только что закончила укладывать Юного Сэма в кроватку, когда Ваймс, пошатываясь, вошел в детскую. Она на треть успела проделать книксен, прежде чем заметила уязвленное выражение его лица и припомнила недавнюю импровизированную лекцию о Правах Человека. Пьюрити поспешно вышла. Было очень важно, чтобы Ваймс остался с сыном наедине. Эта минута целиком и полностью принадлежала двум Сэмам.
Юный Сэм подтянулся, держась за перила кроватки, и сказал:
— Па!
Мир стал таким нежным.
Ваймс погладил сына по голове. Ей-богу, забавно. Целый день он орал, ругался и вопил… но здесь, в тихой комнате, где пахло (спасибо Пьюрити) мылом, Ваймс не знал, что сказать. Он буквально немел в присутствии ребенка четырнадцати месяцев от роду. Все, что он мог придумать, например «А кто тут папочкин любимый мальчик?», звучало чертовски фальшиво, как будто он брал фразы из книжки. Ему нечего было сказать — впрочем, в этой пастельной комнате ничего и не нужно было говорить.
Из-под кроватки послышалось ворчание. Там дремал дракон по кличке Слюня. Дряхлый, потухший, с обтрепанными крыльями, беззубый, он каждый день карабкался вверх по лестнице и занимал пост под кроваткой. Никто не знал, зачем. Во сне Слюня издавал легкий свист.
Счастливая тишина, окутавшая Ваймса, не могла длиться долго. Предстояло читать Книгу с Картинками. В этом и заключался смысл шести часов.
Ваймс читал одну и ту же книгу каждый день. Ее углы были круглыми и мягкими в тех местах, где Юный Сэм их пожевал, но, по крайней мере, один человек в детской считал ее Книгой Книг, величайшей историей из всех когда-либо существовавших на свете. Ваймс уже не нуждался в том, чтобы смотреть на страницу. Он знал текст наизусть.
Книжка называлась «Где моя коровка?».
Безымянный истец потерял корову. Собственно, в этом и заключался сюжет.
Первая страница начиналась многообещающе:
Где моя коровка?
Ты моя коровка?
— Бе-е-е!
Это же овечка!
Это не коровка!
Затем автор вступал в борьбу с неподатливым материалом.
Где моя коровка?
Ты моя коровка?
— Иго-го!
Это же лошадка!
Это не коровка!
Наконец поэт, в муках творчества, исторгал вопль из глубин своей измученной души:
Где моя коровка?
Ты моя коровка?
— Урр-ргх!
Это бегемотик!
Это не коровка!
Юный Сэм широко улыбался и радовался поворотам сюжета.
В конце концов, корова находилась. Ничего не скажешь, увлекательное чтиво. Разумеется, до некоторой степени читателя удерживали в напряжении картинки (хотя они могли сбить с толку разве что котенка, воспитанного в темной комнате). Лошадь стояла перед вешалкой для шляп, как это часто случается в жизни, а бегемот ел из колоды, к которой были прислонены вилы. Если посмотреть с определенного ракурса, то на секунду его и впрямь можно было принять за корову…
Впрочем, Юному Сэму нравилось. Наверное, ни одну книгу на свете не обнимали так часто, как эту.
Тем не менее, кое-что не давало покоя Ваймсу, хотя ему отлично удавались разные животные звуки, а в отношении «урр-ргх» он мог заткнуть за пояс любого. Зачем эта книжка городскому ребенку? Где он услышит блеяние и мычание? Единственный звук, который издают животные в городе, — это шипение мяса на сковородке. Но создатели детской как будто участвовали в тайном сговоре: везде, куда ни глянь, были ягнята, мишки и пушистые утята.
Однажды вечером, после трудного дня, Ваймс озвучил сыну уличную версию:
Где мой папаша?
Это мой папаша?
— Черт подери! Десница тысячелетия и моллюск!
Это Старикашка Рон!
Это не папаша!
Все шло хорошо, пока Ваймс не услышал многозначительное покашливание из дверного проема, где стояла Сибилла. На следующий день Юный Сэм, влекомый безошибочным младенческим инстинктом, сказал Пьюрити: «Челт!» Ваймсу пришлось поставить точку, хотя Сибилла никогда об этом не упоминала, даже наедине. Отныне Сэм ревностно придерживался каноничной версии.
