Елена Кондратьева - Миллиардер. Книга 1. Ледовая ловушка
— Это круче, чем «Обитель зла», — усмехнулся Гумилев. — Это, капитан, бывшая советская военная база. Запасной командный пункт на случай ядерной войны. Строился в семидесятых, потом долго стоял на консервации. А потом я его купил, благо Минобороны он был совершенно ни к чему.
Капитан хмыкнул и продолжил вертеть головой, разглядывая обшитые пластиковыми панелями стены коридора, а Гумилев замолчал. Он вспоминал, как генерал-хозяйственник сказал ему, подписывая сделку: «Вы авантюрист, господин Гумилев. Я еще понимаю, если бы купили такой объект на Черноморском побережье или даже на Урале. Но в такой глуши…» Гумилев тогда отшутился, что собирается здесь производить наркотики и забить баки колумбийской наркомафии. Генерал посмеялся, сделку обмыли, а потом он занялся заброшенной базой. Андрей начинил ее самым современным оборудованием для изучения окружающей среды, установил последнюю модификацию искусственного интеллекта, систему жизнеобеспечения, устроил даже оранжереи и бассейн. «А если бы я не сделал здесь город ученых, Ева сейчас сидела бы дома и читала с Марусей книжки», — злясь на себя самого, подумал Андрей. Хотя на самом деле он понимал: Еву тянуло на свершения и открытия, семейный быт ее подавлял. Не будь тайги, она сбежала бы в горы или в пустыню.
Троица свернула в очередной коридор. Искусственный интеллект, контролируя передвижение, предусмотрительно включал свет на их пути. Яркие лампы разбудили существо, спавшее, свернувшись калачиком на большом квадратном матрасе, уложенном на полу то ли клетки, то ли камеры — комната была отгорожена от остальных помещений и коридора решеткой из стальных прутьев.
Существо пружинисто подскочило, и в то же мгновение на Андрея уставились кошачьи желтые глаза с вертикальными зрачками.
Капитан Грищенко присвистнул.
— Это наш Рыжик. Он у нас умница, — с гордостью представил зверя Покровский, словно собственного сына, победившего на олимпиаде по физике.
— Тот самый снежный человек, с которым возилась Ева? — Андрей еле узнал в этом мохнатом великане пушистого рыжего малыша, которого таскала на руках его жена. — Он действительно подрос.
— Уф… Есть хочу, — рыжая громадина постучала пальцами ноги по вылизанной пластиковой миске. — Пусто. Не нрафится. Уф…
— Скоро будет завтрак, подожди немного. Картошка и кабачки, ты это любишь, — Покровский протянул руку через прутья и потрепал зверя по лысоватой приплюснутой голове со смешно торчащими ушами. Тот совершенно по-человечески заулыбался, прикрывая от удовольствия ярко-желтые глаза.
— Картофка. Хорофо! Нрафится!
— А он вам руку не оторвет в один прекрасный день? — осведомился капитан, когда они отошли на приличное расстояние от продолжавшего радоваться скорому завтраку Рыжика. — Вон какая здоровенная орясина…
— Нет, что вы, — улыбнулся профессор. — Это добрейшее существо. К тому же при желании даже подросток снежного человека запросто сломает эти прутья. Рыжик сам захотел жить так, чтобы видеть всех, кто ходит по лагерю. Он очень общительный и не переносит одиночества. К тому же дверь не заперта — он свободно может передвигаться по всему этажу.
— А для чего он вообще вам нужен? — спросил Грищенко. — Для охраны?
— Раньше был нужен, а теперь… Ума не приложу, что теперь делать с Рыжиком. Все, что нас интересовало, мы изучили. К тому же этим проектом занималась Ева, он для нас не имеет особенного значения.
— Так отпустите его на волю, Эдуард Никитич.
— Не все так просто. Семейство снежных людей живет в нескольких километрах отсюда. Я не уверен, что Рыжик сможет найти дорогу к своим. К тому же он воспитан людьми. Как он впишется в общину ёхху?
Гумилеву удалось поспать около часа, пока Грищенко навещал раненого коллегу в медпункте. Потом они наскоро перекусили в пищеблоке отличным борщом и гуляшом, выпив — как выразился капитан, «для различной профилактики» — граммов по сто пятьдесят кедровой настойки, которую ученые готовили сами. После плотного завтрака профессор привел худощавого бородача, которого представил как Радия Иванова, младшего научного сотрудника. Покровский снабдил их специальным ружьем, стреляющим ампулами с сильнодействующим снотворным.
— Может, мне тоже с вами пойти? — спросил профессор, глядя, как группа собирается.
— Увольте, Эдуард Никитич. Здесь вы будете полезнее. Не на прогулку идем тем более…
Покровский пожал плечами и удалился.
По тайге двигались молча и стараясь не шуметь. У Иванова и Грищенко были автоматы АН-94 «Абакан» из арсенала базы, которые они держали наготове, Гумилев же по настоянию капитана вооружился пистолетом — девятимиллиметровым «викингом» Ижмашевского производства. По данным с камер наблюдения, морлоки покинули свою стоянку, но все же рисковать не стоило.
Вскоре они добрались до полуразрушенного поселка. Щитовые одно– и двухэтажные дома давно не ремонтировались, в крышах зияли отверстия, сквозь которые к небу тянулись чахлые растения. Двери покосились и болтались на ветру — те, кто жил в этих развалинах, явно не пользовались замками. Обшарпанный двухэтажный Дом культуры, пустое кафе «Луна», разграбленный магазин «Продукты» — все это выглядело уныло, но чувствовалось, что здесь еще недавно кто-то обитал. В глаза бросались пепелища от костров, вкопанные в землю палки, на которых болтались драные медвежьи шкуры, кучи обглоданных костей, в одной из которых Гумилев углядел скалящийся человеческий череп.
— Что это за место? — спросил капитан, снимая «Абакан» с предохранителя.
— Бывший поселок «Алые зори», — с готовностью объяснил Иванов. — В советские времена здесь жили шахтеры, добывавшие из местных минералов редкоземельный элемент лютеций. После развала Союза шахты закрыли, а люди здесь остались. Вначале им обещали переезд и устройство на другую работу, потом, с перестройкой, просто махнули рукой и забыли. В результате кто-то выбрался из тайги своими силами, а кто-то предпочел остаться и жить, как придется. В основном остались бывшие уголовники, приехавшие в тайгу подзаработать — в большом мире их никто не ждал, и в новой России им вряд ли нашлось бы хлебное место.
— А ели они тут что? Охотились, что ли?
— И охотились, и ягоды собирали, и рыбу ловили. Сначала даже огородничали, хлеб сеяли — видел я тут заброшенные поля и грядки. Но в какой-то момент эти люди начали деградировать. Потерялся почти весь активный запас слов, сохранился только уголовный жаргон. Они стали жить, руководствуясь первобытной моралью и правом сильного, а не законами общества.
— То есть морлоки — это те самые уголовники? — не поверил Гумилев.
