Иван Цацулин - Атомная крепость (Художник. И.Ефимов)
И он бросился вперед. Вот она — неширокая речонка, заросшая лозняком и осокой. Следы обрывались у воды. Осмотрев их, полковник сказал:
— Надо быть внимательней, капитан. Не следует забывать, что враг хитер. Диверсант шел не отсюда, не от речки, а сюда.
Полковник распорядился, чтобы участвовавшие в облаве люди тщательно осмотрели оба берега речки, вверх и вниз по ее течению.
— А мы задержимся на минутку, — сказал он капитану. — Мне нужно проверить свое предположение и еще раз осмотреть берег вблизи того места, где диверсант вошел в воду.
— Для чего? — спросил Русаков.
— Для того, чтобы взглянуть еще раз на след, приведший нас сюда, — усмехнувшись, ответил Соколов.
— Уж не думаете ли вы, что парашютист, войдя в воду, сейчас же вылез на берег для того, чтобы продемонстрировать нам отпечаток своей ноги? — недоверчиво осведомился капитан.
— Да, именно это я и думаю.
На этот раз повезло Русакову: у самой кромки воды, примерно в полусотне шагов от того места, где враг вошел в речку, он обнаружил отпечаток ног.
— Что же это значит? — спросил несколько растерявшийся капитан.
Как раз в этот момент подошел генерал Бондаренко, и Соколов начал ему докладывать.
— Знаю, знаю, — перебил его генерал. — Как ты думаешь, куда он направился?
— Ближайшая отсюда станция, кажется, Никитовка? — спросил Соколов.
— Да. Туда я с самого начала послал опергруппу.
— По-моему, нам следует тоже поспешить на станцию, — сказал Соколов.
Генерал не возражал. В сопровождении Соколова и Русакова он вышел на опушку леса. Здесь они сели в машину и помчались целиной. Следом направился газик заместителя генерала.
Машины выскочили на шоссе и повернули влево. Навстречу на нескольких подводах ехали крестьяне.
— Сегодня воскресенье? — спросил полковник.
— Да, воскресенье, — ответил Русаков.
— Какое это имеет значение? — осведомился генерал,
— Я пытаюсь разгадать, было ли и воскресенье принято в расчет там, за кордоном, — пояснил полковник.
Генерал понимающе посмотрел на него.
— Думаю, что они там и о воскресенье не забыли, — сказал он.
По приказанию генерала шофер остановил машину, не доезжая моста, переброшенного через речку. Все вышли из автомобиля и поспешно подошли к обочине дороги. Здесь они снова увидели свежий след, такой же глубокий и такой же непонятный: он вел не от речки к шоссе, а наоборот — от шоссе к речке.
— Расторопный, подлец, — бросил генерал.
— Он, — уверенно произнес Соколов. — Видите, товарищ генерал, отпечатки каблуков? Обратите внимание — на одном подбита подковка, а на другом торчит широкая шляпка гвоздя.
— Вижу. Но куда же он направился?
— Постараемся разобраться в этом. Возвратились на шоссе. Следы нарушителя здесь кончались — они смешались со многими другими.
— Куда же он все-таки делся? — размышлял генерал.
— На станцию Никитовка, — уверенно сказал Соколов, внимательно осмотрев многочисленные следы на дороге.
Полковник отвел генерала в сторону, и они о чем-то долго говорили. Русаков видел выражение удивления и недоверия, появившиеся на лице генерала, и услышал, как он произнес:
— Да… день воскресный, колхозники едут в Краснотал на базар, любой может подвести человека до города…
Генерал дал своему заместителю какие-то инструкции, и тотчас машина с ним ушла к городу.
Бондаренко и Соколов направились в Никитовку. Теперь Русаков уже ничего не понимал: вражеский парашютист определенно направился к станции Никитовка, так почему же приказано искать его в Краснотале?
Справа промчался скорый поезд, тот самый, с которым Русаков с Соколовым должны были выехать в Москву. По утренней заре слышимость была великолепная — где-то впереди, за скрывающими горизонт невысокими холмами, лязгнули буфера, и поезд остановился.
— Неужели ему удастся удрать? — с досадой произнес Соколов.
— Не думаю, — ответил Бондаренко. — Я послал туда толковых ребят.
Шофера торопить не приходилось — он выжимал из мотора все, что мог.
Но вот опять лязгнули буфера… Недолго в Никитовке стоят скорые поезда. Русаков слышал, как сидевшие позади него Бондаренко и Соколов со сдержанным возбуждением переговаривались.
Вот и Никитовка… Их встретил начальник оперативной группы.
— Вы не обнаружили здесь человека с рюкзаком? — спросил его Бондаренко.
— Так точно, товарищ генерал, обнаружил.
— Он уехал с прошедшим поездом?
— Нет, он здесь.
— Пытался ли он уехать?
— Да.
— Купил ли он билет?
— Нет, к кассе он не подходил.
— Стало быть, решил ехать на чаевых… Та-ак… И почему же он все-таки не сел в поезд?
— Заметил, что мы следим за ним, товарищ генерал.
— Где же он сейчас и что делает?
— На этот вопрос, наверное, могу ответить я, — вмешался полковник Соколов. — Сейчас он… — полковник осмотрелся, — сидит вон там, в помещении буфета, и пишет.
— Так точно, товарищ генерал, сидит и что-то пишет, — с нескрываемым удивлением подтвердил начальник опергруппы.
— Разрешите, товарищ генерал? — обратился Соколов.
— Действуйте, — согласился Бондаренко.
— Капитан Русаков, идемте, — приказал полковник. Они вошли в просторное помещение буфета. В нем никого не было, лишь в дальнем углу, за столом, сидел какой-то человек и писал.
Повинуясь взгляду полковника, Русаков направился к незнакомцу.
— Гражданин, предъявите ваши документы.
Незнакомец не выказал никаких признаков испуга или удивления.
— Сию минуту… — произнес он, бросив на Русакова мимолетный взгляд и ставя свою подпись на листке блокнота. Вслед затем он встал и, вынув из кармана паспорт, протянул его капитану.
— Струнников Петр Петрович, — прочитал Русаков.
Перед Русаковым стоял плотный, выше среднего роста мужчина. На нем были ситцевая рубаха-косоворотка, легкий парусиновый пиджак и такой же, только давней носки, картуз, простые яловые сапоги, сбитые и сильно покрытые грязью и пылью. С этим нарядом резко контрастировала откормленная и холеная физиономия его обладателя.
Русаков встретился с тяжелым взглядом Струнникова: его веки, по-видимому в силу какой-то болезни низко нависшие над глазами, дрожали. Русаков отлично понял — враг все еще надеялся, что ему удастся уйти.
— Я должен задержать и обыскать вас, — сказал капитан и сделал знак сопровождавшим его солдатам.
— Это совершенно излишне, — правое веко незнакомца запрыгало и почти наполовину закрыло глаз. — Я сам намерен был обратиться к властям, да, как видите, — не успел. — И человек протянул Русакову вырванный из блокнота исписанный листок. — Сдаю вам и все снаряжение, с которым я прибыл. — Он ткнул рукой в стоявший рядом со столом большой рюкзак, за который уже взялись солдаты.
