Александр Покровский - Не надо оборачиваться
Другие собаки, как и их проводники, Люба как раз вспомнила, как они правильно называются, стояли неподвижно и не вмешивались. До «спортсмена», раз десять выкрикнувшего «Фу!», наконец, дошло, что собака не подчиняется его командам, и он притянул её к себе за поводок. Благодаря наморднику Люба не пострадала, если не считать лица, забрызганного пеной, обильно летевшей из пасти разъярённой собаки.
— Всё, цирк окончен! — заорал сержант. — Вали отсюда, девка, пока тебя на консервы не порвали!
Она уже усаживалась за руль, и тут сержант спросил:
— А зачем ты её за сиськи щупала? Со своими сравнивала? Так у тебя намного больше, это с первого взгляда видно, щупать не надо.
— Что-то имеешь против? — осведомилась Люба.
— Нет, наоборот, завидую тому мужику, с которым ты на работе развратом занимаешься. Только не говори, что ты ни с кем, все мы люди, так что не поверю.
— Все на работе развратничают, говоришь? А у вас в отделе тоже женщины есть?
— Ни одной. В прошлом году последнюю уволили. И не надо, от них одни неприятности.
— Понятно. Тогда не завидую тому мужику, с которым ты на службе развратничаешь.
— Что? — взревел сержант, разъярившийся даже сильнее, чем та овчарка.
Люба ничего не стала пояснять, а рванула с места, не дожидаясь, пока мотор прогреется как следует.
* * *Спокойно, не торопясь, Нежный поднялся на третий этаж и позвонил в квартиру Похабыча. Старик распахнул дверь, выпрямился, расправив плечи, закрыл глаза, да так и застыл на пороге.
— И долго мы будем изображать скульптурную группу «Два идиота в подъезде хрущёвки»? — недовольно поинтересовался майор.
— Вы не сразу будете меня убивать? — открыв глаза, спросил Похабыч.
— Я не по этой части. Если понадобится, убивать вас будут совсем другие люди. На это дело так много желающих, что я не понимаю, почему вы до сих пор живы.
— А вы кто?
— Майор Нежный, инспектор уголовного розыска, — он показал «корочки». — Мы так и будем беседовать здесь, на лестнице? Я могу предложить не меньше двух вариантов, где поговорить гораздо удобнее. Например, у вас в квартире. Или у меня в кабинете. Выбор за вами.
— Проходите, — старый фокусник отступил в сторону. — Идите вон туда.
«Вон туда» оказалась сравнительно большой комнатой, в углу стоял стол, у стены — диван, а напротив него — югославский гарнитур-стенка, уверенно переживший Югославию и вообще настолько древний, что уже вполне мог бы уже считаться антиквариатом. Зато стоящий в специальной нише телевизор выглядел намного современнее, примерно десятилетним.
— Выпьете чего-нибудь? — предложил хозяин без малейших признаков радушия.
— Обойдусь, — отказался майор, усаживаясь на диван. — А вы, гражданин Похабыч, раз не скрываете, что ожидаете покушения, готовы кое в чём признаться? Я-то сразу догадался, что Похабыч один, несмотря на татуировку и всё остальное, чем вы морочили голову моим коллегам. Но не очень понимаю, зачем вам это понадобилось? Почему вы торчали вблизи места происшествия, а не поехали домой, под бок к любимой супруге? И даже позвонили моему шефу и стукнули сами на себя?
— Мне нужно было точно знать, выжил Бонифаций или нет. Был бы я помоложе, я бы сам его прикончил. А сейчас пришлось положиться на молодёжь. Неважно, кто его убил. Важно, жив он или мёртв. Так у кого это проще и быстрее всего выяснить? Разумеется, у полиции, раз уж она ведёт расследование. А как вы, товарищ майор, догадались, что двойник — иллюзия? Или я должен вас называть «гражданин майор»?
— Называйте меня Юрий Николаевич. И сядьте, пожалуйста. Неправильно как-то, я удобно устроился, а вы, пожилой человек, стоите, да ещё и у себя дома.
— И на сколько же это лет мне садиться, Юрий Николаевич? — мрачно пошутил старик, плюхнувшись на диван рядом с Нежным. — На год? Или на пять? А может, на все пятнадцать?
— Вам-то какая разница? В вашем возрасте любой срок станет пожизненным. Не забывайте, зона — далеко не курорт. А догадался я по ключам от машины и гаража. Ваш вымышленный двойник украл ключи от гаража у сторожа, а где он взял ключ от машины? Для суда такое доказательство не годится, да и прокурорские его не примут, а для нас, оперов — очень даже сойдёт. Тем более, как повод для допроса.
— А если бы я всё отрицал?
— Вы же не думаете, что стали бы первым в мире подозреваемым, который пытается от всего отпереться? И даже не в мире, а в нашем городе? Если кто-то не хочет добровольно сообщить важные сведения, мы всегда находим способ убедить этого кого-то, что он не прав.
— Пытки? — на всякий случай уточнил Хоттабыч.
— И они тоже.
— Со мной у вас ничего бы не вышло. Я владею техникой йоги, и могу вообще не замечать боль.
— А если пытать будут вашу супругу? Поймите, устоять против системы невозможно. Если вас интересуют подробности, поговорите с ювелиром, который по вашему заказу вставлял в патроны серебряные пули. У него как раз свежие впечатления. Не скажу, что получаю удовольствие, когда кого-то пытают, но если без этого не обойтись, отношусь к этому спокойно. Кстати, где ваша жена?
— Спит. Юрий Николаевич, вы сказали, что меня многие хотят убить. Кто эти многие?
— Вообще-то я собирался задавать свои вопросы, а не отвечать на ваши. Ну, да ладно. Хотите знать, кто считает, что без вас мир станет лучше? Так и быть, перечислю их для вас. Кто-то прикончил троих террористов и остался в живых. Женщина, как мы предполагаем.
— Да, там была самка, — безучастно кивнул Хоттабыч. — Случка у них была. Плановая вязка.
— Считаете, она благодарна вам за то, что вы привезли убийц? Думаю, вы догадываетесь, в какой форме она хотела бы выразить вам благодарность. Кстати, стреляет она превосходно. Можно предположить, что найдутся те, кто ей поможет.
— Да, несколько самок ещё живы. Но, говорят, самцов больше нет, старик был последним. Да, согласен, самки бы меня при случае убили. И съели. У них сохранился обычай пожирать врагов. И не только врагов.
— Переходим к следующим людям, которым выгодно вас убить.
— Простите, Юрий Николаевич, но оборотни — не люди.
— Всякий, кто иногда выглядит, как человек, а тем более, имеет документы, считается человеком. Давайте не будем спорить о мелких деталях.
— Давайте. Кто там ещё горит желанием избавить от меня мир?
— Трое погибших террористов вряд ли были последними в банде. Только не говорите, что они не банда, а что-то другое.
— Конечно, не последние. «Ван Хельсинг» — большая организация. Хотите называть их бандой — не смею препятствовать. Чем я им-то мешаю?
— А вы сами оцените происшедшее. Трое вооружённых террористов врываются в комнату, где старик трахает какую-то девку. Происходит перестрелка. Террористов убивают, дав им сделать всего один выстрел. Можно предположить, что их там ждали? И что девка — не просто девка, а отлично подготовленный боевик? Три выстрела — три трупа. Можно ли поверить, что стреляла какая-то случайная шлюха?
