Татьяна Коростышевская - Белый тигр в дождливый вторник…
Белый Тигр с поклоном передал своему администратору огромный букет белых роз.
— Ты хорошо поработал.
Братишка рассеянно принял цветы.
— Нам нужно поговорить.
Пак Мин Джун обернулся к танцорам:
— Хорошая работа, ребята. Теперь вечеринка, и можно спать до самого отлета. Впрочем, если кто-нибудь планирует развлекаться до утра, я не возражаю.
— Куда нам сложить это, сонбе? — спросил Чхве Се Ин, один из танцоров.
— Давайте в мою гримерку…
— Нет, — перебил брата Хо Мин Су. — Оставьте в коридоре, я сам об этом позабочусь.
Ребята послушно свалили свою ношу на стоящие у стены стулья и, поклонившись, удалились.
— Ты спрятал в моей гримерке женщину? — рассмеялся Мин Джун, доставая из кармана ключ-карту. — Поэтому никого не хочешь туда пускать?
— Именно, — угрюмо ответил брат.
— Ты шутишь? Нет? И кто же она?
Электронный замок щелкнул, парни вошли в комнату. Хо Мин Су растерянно оглядывался, бросив букет на диван.
— Она ушла… Странно. Ведь обещала меня дождаться.
В комнате никого не было, только на ковре темнело влажное пятно.
— Кто она?
— Госпожа Лисицына, внучка нашего командира.
— Где ты ее нашел?
— Она была на твоем концерте. Я бы вряд ли сам ее заметил, но охранники сообщили, что у главного входа проблемы — какая-то девушка требует начальника, и я пошел разбираться…
— И что? — Мин Джун плюхнулся на стул и стал стирать грим льняной салфеткой. — Мелкая хотела видеть меня?
— Нет, кажется, она сама не знала, зачем явилась на концерт. Дед передал ей билет. Не лично, а отложенным текстовым сообщением. Билет у нее украли — по крайней мере, по нему вошел другой человек, и она была в растерянности.
— И тут явился ты — спаситель и опекун в одном флаконе? — Мин Джун сам удивился сарказму, прозвучавшему в голосе. — И запер ее в гримерке от всех опасностей мира?
Хо Мин Су смотрел прямо перед собой.
— Я допустил ошибку, хён. Я оставил ее одну за столиком в VIP-зоне и дал указание официантам присматривать за ней. Они трактовали мое указание слегка… странно. Меня не было с ней не более получаса…
Мин Су опустился на диван и сложил руки на коленях. Мин Джун с удивлением отметил, что братишка нервничает.
— Ну, не томи. Что там с девушкой могли сделать официанты?
— Они следили, чтоб ее бокал не был пуст. Хён, когда я вернулся, она была… совсем пьяной.
Пак Мин Джун расхохотался:
— Братика смущают пьяные женщины? Она что-нибудь успела тебе рассказать до того, как отрубиться?
— Много чего. Историю о странном послании от деда. Пожаловалась на приставания начальника, предательство подруги, поломанный телефон, на извращенца, с которым провела несколько часов запертой в шкафу…
— Что? Извращенца? Мелкой что, жить надоело? — разозлился Пак Мин Джун. — Пошли ее искать! Она не могла далеко уйти.
Парни вышли в коридор. Белый Тигр захлопнул дверь и повел головой, решая, с какой стороны лучше начать поиски. Истошный женский вопль заставил его замереть.
— Направо, — первым сориентировался Хо Мин Су. — Там служебный туалет.
И братья, сорвавшись с места, побежали на звук.
Сначала вернулся слух. Едва слышная отдаленная музыка, тяжелое дыхание, журчание воды в трубах отопления. Звуки перекрывали друг друга, переплетались, создавая тошнотворную какофонию. Потом взбунтовался желудок, острая резь заставила свернуться калачиком и тихонько застонать. Стало еще хуже, добавилась сухость во рту и головокружение.
Вера прижала к вискам ладони и открыла глаза. Веки, будто обклеенные изнутри наждачной бумагой, видимость — почти на нуле, только фиолетовые концентрические круги.
Девушка наугад вытянула руку, нащупала прохладную пластиковую бутылку. О-о-о… Оппа о ней позаботился, как же она ему благодарна! Водичка-а-а… Стоп! Какой еще оппа?
Вера захлебнулась, закашлялась и резко вскочила, отбросив бутылку. Приглушенный свет настольной лампы больно ударил по глазам. Девушка моргала, испуганно осматриваясь. Где она? Что произошло?
Понемногу окружающие предметы приобретали четкость. Вешалка со сценическими костюмами, заваленные барахлом стулья, диван, на котором она спала, гримировальный столик… Она в гримерке. Точно! Вон на двери висит ее кофта и рюкзачок. Так, с месторасположением более-менее разобрались. Теперь — время. Зеленые циферки на электронных стенных часах показывали четыре ноля.
Вера выдохнула, подняла с пола бутылку, в которой еще оставалось немного воды, и жадно припала к горлышку. Значит, у нас полночь и провалы в памяти. Девушка выбросила пустую бутылку в мусорную корзину, обнаруженную под столом, и уселась на диван.
Она напилась до поросячьего визга, и оппа притащил ее сюда. Оппа? И откуда она взяла это дурацкое прозвище?
Картинка-воспоминание, будто импульс стробоскопа…
Она обхватывает руками чью-то шею, подбородок щекочет кашемир серого свитера.
— Хо Мин Су-у-у, это ваш национальный корейский обычай, девушку на спине носить? У меня, между прочим, юбка короткая.
— Я это заметил. — Его ладони держат ее под коленками, сминая тонкую ткань колготок.
Вера, сложив губы трубочкой, дует в ухо своему носильщику.
— Перестаньте, — дергает тот головой. — Не надо!
По-русски он говорит смешно, с забавным акцентом.
— Если ты принц, носи меня на руках по-человечески, — ворчит девушка. — Чтоб я могла смотреть в твои глаза или на мужественный подбородок. У тебя подбородок мужественный? А ну покажи!
Он аккуратно укладывает ее на диван, укрывает пледом.
— Час, подождите один час. Хорошо? Обещайте мне не шалить.
— Я совсем пьяная, — доверительно сообщает Вера. — Прекрати мне «выкать».
— Хорошо. Обещай никуда отсюда не выходить, Вера! Ты меня слышишь?
— Ты будешь звать меня по имени, а я тебя — оппа. Правда, здорово? Мин Су — оппа…
И кто-то милосердный задергивает перед девушкой занавес реальности.
Вера глухо застонала, выныривая из воспоминаний. Надралась до состояния риз, до поросячьего визга, в стельку. Стыдно-то как! Еще и к администратору приставала. И начала еще в зале. Когда Белый Тигр исполнял трогательную балладу, от которой влажнели глаза и начинало биться сердце, Вера потащила Хо Мин Су танцевать, прижимаясь к нему всем телом и наступая своими «гриндерсами» на носки его безупречных кожаных туфель. А-а-а-а! Захотелось побиться головой о стену или умереть, чтоб никогда больше не видеть удивленных карих глаз администратора. Дед ее на важное дело отправил, а она…
