Айзек Азимов - Лаки Старр и большое Солнце Меркурия
— В чем именно?
— Никто в Куполе непосредственно в этом не виноват. Никто. У нас здесь около пятидесяти человек, точнее пятьдесят два, и во время последних шести происшествий я смог установить положение всех их. Никто не приближался к месту происшествий. — Голос его стал пронзительным.
Лаки спросил:
— Тогда кто же виноват в происшествиях? Меркуротрясения? Воздействие Солнца?
— Призраки! — дико воскликнул инженер, размахивая руками. — Есть белый призрак и красный призрак. Вы их сами видели. Но есть и двуногие призраки. Я их видел, но разве кто-нибудь мне верит? — Он говорил почти бессвязно. — Говорю вам… говорю вам…
Верзила сказал:
— Призраки. Вы спятили?
И Майндс закричал:
— Вы мне тоже не верите! Но я докажу. Я пристрелю призрака. Пристрелю дураков, которые мне не верят! Всех пристрелю! Всех!
С диким хохотом он вытащил свой бластер и с лихорадочной поспешностью, прежде чем Верзила смог остановить его, направил на Лаки и нажал курок. Невидимое разрушительное поле устремилось вперед…
Глава вторая
Безумец или нормальный?
Лаки пришел бы конец, если бы он и Майндс находились на Земле.
Лаки не упустил нарастающее безумие в голосе Майндса. Он ждал какого-то срыва. Но никак не ожидал прямого нападения с бластером.
Когда рука Майндса двинулась к рукояти бластера, Лаки прыгнул в сторону. На Земле все равно было бы слишком поздно.
На Меркурии, однако, дела обстоят по-другому. Сила тяжести Меркурия равна двум пятым земной, и сжавшиеся мышцы Лаки швырнули его легкое тело (даже включая костюм) далеко в сторону. Майндс, непривычный к низкой силе тяжести, пошатнулся, поворачиваясь, чтобы следовать стволом бластера за движением Лаки.
Поэтому луч бластера ударил в поверхность в нескольких дюймах от Лаки. И вырыл в жесткой скале дыру в фут глубиной.
Прежде чем Майндс выпрямился и выстрелил вторично, Верзила в длинном низком броске достал его, двигаясь с врожденной привычкой к слабому марсианскому тяготению.
Майндс упал. Он закричал без слов, потом замолк, то ли потерял сознание, то ли его безумный приступ кончился.
Верзила не поверил ни в то, ни в другое.
— Он притворяется! — страстно воскликнул он. — Подонок притворяется мертвым. — Он вырвал бластер у несопротивлявшегося инженера и направил ему в голову.
Лаки резко сказал:
— Ничего подобного, Верзила! Верзила колебался.
— Он пытался тебя убить, Лаки.
Ясно было, что маленький марсианин не был бы и вполовину так сердит, если бы опасность смерти угрожала ему самому. Тем не менее он попятился.
Лаки опустился на колени, глядя через лицевую пластину на Майндса. Он осветил его бледное напряженное лицо своим фонарем. Проверил давление в костюме, убедившись, что во время падения швы не разошлись. Потом, схватив инженера за руки и ноги, взвалил себе на плечи и встал.
— Назад в Купол, — сказал он, — и боюсь, проблема несколько сложнее, чем думает шеф.
Верзила что-то проворчал и двинулся за Лаки; тот шел большими легкими шагами, и маленькому Верзиле приходилось почти бежать. Он держал бластер наготове, чтобы выстрелить в Майндса, не задев Лаки.
* * *Шеф — это Гектор Конвей, глава Совета Науки. В неофициальной обстановке Лаки звал его дядя Гектор, потому что он, Гектор Конвей, вместе с Огастасом Хенри был опекуном маленького Лаки после смерти его родителей во время пиратского нападения в районе орбиты Венеры.
Неделю назад Конвей небрежным тоном, будто предлагая отпуск, спросил Лаки:
— Не хочешь ли слетать на Меркурий?
— А что там, дядя Гектор?
— Да ничего особенного, — ответил Конвей, нахмурившись, — политика. Мы проводим на Меркурии дорогостоящий эксперимент, одно из тех фундаментальных исследований, которые могут ничего не дать, но, с другой стороны, могут и произвести революцию. Рискованная игра. Все эти проекты таковы.
— Я об этом знаю? — спросил Лаки.
— Не думаю. Начали совсем недавно. А сенатор Свенсон приводит его в качестве примера того, как легко Совет тратит деньги налогоплательщиков. Ты знаешь эту песню. Он проводит расследование, и один из его людей улетел несколько месяцев назад на Меркурий.
— Сенатор Свенсон? Понятно. — Лаки кивнул.
Это не было для него новостью. За последние несколько десятилетий Совет Науки медленно выдвигался на передний фронт при отражении как внутренних, так и внешних опасностей, угрожавших Земле. В век галактической цивилизации, когда человечество расселилось по всем звездам Млечного Пути, только ученые могли справляться с проблемами всего человечества. Только специально подготовленные ученые, члены Совета.
Но в правительстве Земли некоторые боялись растущего влиянии Совета Науки, и были такие, кто использовал этот страх в собственных честолюбивых целях. Предводителем этой последней группы был сенатор Свенсон. Его нападки па «бессмысленную трату Советом средств налогоплательщиков» принесли ему широкую известность.
Лаки спросил:
— А кто возглавляет проект на Меркурии? Я его знаю?
— Кстати, мы называем его проектом «Свет». А возглавляет его инженер по имени Скотт Майндс. Умный парень, но не годится для руководства. Самое неприятное, что с тех пор, как Свенсон поднял шум, с проектом стали происходить всякие неожиданности.
— Посмотрю, если хотите, дядя Гектор.
— Хорошо. Случайности и поломки — это ничего серьезного, я уверен, но мы не хотим, чтобы Свенсон представлял нас в дурном свете. Проследи, чтобы это кончилось. И присмотрись к его человеку. Его зовут Эртейл, и у него репутация способного и опасного парня.
Так это все началось. Небольшое расследование, чтобы предотвратить политические трудности. Ничего больше.
Лаки высадился на северном полюсе Меркурия, ничего особенного не ожидая, и через два часа оказался под прицелом бластера.
Бредя к Куполу с Майндсом на плечах, Лаки думал: «Тут не просто политика».
* * *Доктор Карл Гардома вышел из маленькой больничной палаты и серьезно посмотрел на Лаки и Верзилу. Он вытирал свои сильные руки куском пушистого пластоабсорбента; закончив, бросил его в корзину для мусора. Его темное, почти коричневое лицо было обеспокоено, тяжелые густые брови нахмурены. Даже черные волосы, коротко подстриженные и торчавшие в беспорядке, тоже передавали озабоченность.
— Ну, доктор? — спросил Лаки.
Доктор Гардома сказал:
— Я дал ему успокоительное. Не знаю, как раньше, но в последние несколько месяцев он находился в большом напряжении.
