Ничего личного (СИ) - Путилов Роман Феликсович
Январь 1993 года.
Собака на сене.
Локация — Завод.
Поддетая ногтем печать повисла на косяке, я провернул ключ в замке и распахнув дверь, шагнул в кабинет, бросив за спину:
— Проходите, Арнольд Францевич.
— А вы, юноша, не боитесь больших штрафов? — язвительно спросил бывший директор, устремляясь вслед за мной. Но, молодость побеждает в забеге, поэтому я успел усесться в директорское кресло на пару секунд раньше опытного пенсионера.
— У меня голова уже седая, а вы меня юнцом величаете, уважаемый Арнольд Францевич…- я провел рукой по шевелюре, где и правда появились серебристые нити: — Присаживайтесь, где вам удобно…
— Мне, в принципе, удобно сесть в свое кресло… — бывший директор замер за одним из стульев у приставного стола, до белизны пальцев сжав его спинку: — В то, в которое вы уселись…
— Ух ты! Сильная заявка на победу…- мне терять было особо нечего, поэтому я полез в верхний ящик директорского стола, делая вид, что что-то там ищу: — И какие у вас основания претендовать на это место? Насколько я помню, вы его покинули давно и навсегда.
— На предприятие из министерства телефонограмма отправлена, в которой говорится, что меня назначили исполняющим обязанности генерального директора. — Глаза Арнольда Францевича полыхнули гневом: — И вообще, молодой человек, кто вы такой и почему вообще здесь сидите?
— Ну, Арнольд Францевич, не лукавьте, пару месяцев назад мы с вами встречались. Помните, я вам почти час объяснял, почему предприятие не может подарить вам фрезерный станок?
— Не помню… — Бывший директор небрежно отмахнулся ладонью, показывая, что он не запоминает такие мелочи: — Но это не объясняет…
Но я уже звонил по внутреннему телефону.
— Надежда Константиновна! — быстро заговорил я, как только мне ответила начальник заводской канцелярии: — Здравствуйте, Громов моя фамилия. Хочу вас попросить принести в кабинет генерального журнал учета телефонограмм, будьте так любезны.
Через пять минут, прощебетав что-то невразумительное, обвела нас глазами, но журнал положила передо мной.
— Спасибо большое, Надежда Константиновна. — я раскрыл журнал на середине: — Присядьте, пожалуйста, мы сейчас разберемся, и я вам отдам журнал.
Я нашел последнюю заполненную страницу:
— Арнольд Францевич, а кто такой Борисов?
— Это заместитель руководителя департамента электроэнергетики
Министерства топлива и энергетики. — на меня посмотрели, как на умственно отсталого.
— То есть телефонограмму передал ни министр, ни заместитель министра, а чиновник среднего звена одного из департамента министерства…- я задумчиво постучал пальцами по столешнице: — Надежда Константиновна, не напомните, как Геннадий Андреевич на должности генерального директора оказался?
— Геннадий Андреевич сначала исполняющим обязанности несколько месяцев был…- Начальник канцелярии, сложив перед собой ручки, как примерная ученица, отбарабанила: — Как Арнольд Францевич пенсию себе оформил, так на общей конференции трудового коллектива, с участием представителей областной администрации, из департамента промышленности, его и избрали.
— Вот видите, Арнольд Францевич, генерального директора коллектив избрал, департамент промышленности одобрил, а вас какой-то чиновничек пытается назначить… Смешно, право. Поэтому, идите Арнольд Францевич, с вашими странными заходами, занимайтесь своими делами. А я в ближайшие дни обязательно позвоню Григорию Андреевичу и сообщу о вашем странном появлении…
— Пацан! Да ты еще не знаешь, с кем связался! — по-медвежьи взревел бывший Акелла, пытаясь нависнуть надо мной, но бывшему руководителю роста было явно недостаточно: — Фамилию свою назови мне сейчас!
— Вы еще и не внимательны? — я протянул побагровевшему Брылю прямоугольник визитки: — Громов моя фамилия, замещающий генерального директора на время его командировки и его представитель по доверенности.
Если у вас все, Арнольд Францевич, то я вас попрошу…
— Да ты знаешь, что я десять лет этим предприятием руководил, да я…
— Арнольд Францевич, я все это знаю. И еще помню, что Григорий Андреевич Соколов, которого вы так лихо пытаетесь подсидеть, сказал мне не разбираться по подписанным вами договорам со странными ценами, а ведь там не срок исковой давности, ни срок просто давности….
Но меня уже не слушали. Обматерив кого-то, напоследок, бывший директор выбежал из кабинета и громко топая башмаками, побежал в сторону лестницы. Господи, какой странный человек, не понимает, что ты хоть двадцать лет руководи чем бы то ни было, но, как только ты уволился или ушел на пенсию, ты для всех немножечко умер.
— Павел Николаевич, а вы не боитесь? — начальника канцелярии просто трясло.
— Надежда Константиновна, мне то что боятся? Мне генеральный платит и поддерживает, я эти деньги честно отрабатываю. Перестанет платить и поддерживать — уйду в другое место. А вот на что Брыль рассчитывает, я, честно говоря, не понимаю. Он же каждый квартал к генеральному за материальной помощью обращается, а тут вдруг ва-банк пошел. Ладно, извините, что вас в тянул в эту историю, но я надеюсь, что это вас никак не коснется.
— Если меня коснется, и я с работы вылечу, придется вам, как честному человеку, на мне женится. — тезка жены Ленина, очевидно пришла в себя, подхватила журнал телефонограмм, и вышла из кабинета, звонко стуча каблучками, бросив напоследок: — Только учтите, у меня двое детей на иждивении.
В кабинете генерального я провел еще три часа, включив запись разговоров в кабинете главного инженера, где периодически заседал штаб революции. Правда, в отличии от большевиков в 1917 году, настоящих буйных осталось мало — руководители цехов и служб с десяток раз обсудили, какая я сволочь, прикинули несколько новых версий, куда мог деться генеральный директор. Кульминацией совещания заговорщиков стал звонок по телефону от бывшего директора. Половины слов я, естественно, не слышал, но из реплик главного инженера понял, что Арнольд Францевич обещал всем свое полнейшее благорасположение в будущем, а пока призвал своих сторонников осуществлять акты саботажа и гражданского неповиновения, пока он получит из министерства подтверждения своих полномочий и подкрепившись документами, примет должность.
Когда обсуждение планов заговорщиков вернулось на третий круг, я выключил сканер с диктофоном и покинул Завод, сдав в канцелярию все подписанные мной за несколько часов документы.
Локация — Дорожный РОВД.
— Куда ты дел машину? — мне показалось, что я не расслышал слова человека, сидящего на полу на пороге моего кабинета и старательно изображавшего приступ жгучей боли во всем теле.
— В ломбард, я же сказал… — мужик лет тридцати с лицом выпивохи с рождения, вытер нос рукавом болоньевой куртки, после чего стал старательно тереть глаза.
Задержанный с утра участковым Шепелев Алексей, тридцатилетний алкоголик и наказание родителей, пропивал все, до чего дотягивались его длинные руки. И, когда из-под окон его тестя пропала старый «Москвич-403», Шепелев мгновенно стал единственным подозреваемым. От общения с участковым уполномоченным молодой человек сурово отказался, после чего оказался в моем кабинете, для более серьезного разговора. Что-то слышавший о наступлении эры демократии и свободы, алкозависимый гражданин попытался с ходу мне нахамить, потребовав своего немедленного освобождения и принесения официальных извинений от имени министерства внутренних дел, после чего мгновенно оказался на полу. Не поймите меня превратно, у меня принципы — я задержанных не бью, а пара стимулирующих, почти дружеских, подзатыльников за избиение считаться не могут, даже с точки трактовки ООН Декларации о запрете пыток.
Но гражданин Шепелев о моих принципах осведомлен не был, поэтому, почувствовав своим нутром конченной твари, что здесь его уговаривать не будут, Миша сел на пол, сократив площадь своего тела, пусти скупую мужскую слезу и тут-же начал «колоться».
