Марк Ходдер - Загадочное дело Джека-Попрыгунчика
Смог из плотного и ядовито-красного стал более разреженным, бледно-желтым. Пешеходы и машины пробирались через него осторожно, даже с опаской. Туман приглушал звуки. Внезапно где-то поблизости взорвался котел паросипеда, кипяток хлынул на ноги седоку, но его ругательства почти потонули в тумане.
— Алджи, — сказал Бёртон, — ты ведь общался с «развратниками»? Почему Джек-Попрыгунчик их кумир? И что у них вообще за философия?
— Они экстремисты. Анархисты. Нигилисты. В общем, ребята с норовом. Кричат, что все нравственные нормы и социальные обычаи — это бред, и личность, которая подчиняется им, позволяет обществу полностью подавить себя, уничтожить свою индивидуальность.
Они пересекли Глоусестер-плейс и очутились на Дорсет-стрит. Суинберн шел впереди своей подпрыгивающей походкой и нервно размахивал руками. Когда они завернули за угол, то уловили аромат жареных каштанов — один из редких приятных запахов, которые можно было почувствовать на лондонских улицах. Бёртон слегка коснулся цилиндра, приветствуя продавца.
— Добрый день, мистер Граб. Как дела?
— Хуже некуда! В этом чертовом тумане меня никто не видит. Как же продавать? Сделать вам пакетик?
— Прости, старина. Я иду обжираться в паб.
— А. Приятного аппетита.
Бёртон уже давно научился говорить с любым собеседником, независимо от его социального статуса и образования, на его языке. Некоторые его знакомые выражали недовольство тем, что он якшается с простонародьем, считая это неприличным, но Бёртона не волновало их мнение.
— «Истинные либертины», — на ходу объяснял Суинберн, — обеспокоены тем, что и как личность может принести в общество, а «развратники» твердят только одно: общество подавляет личность.
— По-твоему, либертины чуть ли не ангелы. Это как-то не вяжется с их репутацией.
— Нет-нет! Ты меня не понял. Оба движения дистанцируются от пуританских стандартов миссис Гранди. Наша миссис Благопристойность топает ножкой при малейшем запахе скандала, а либертины просто провоняли им насквозь, потому что сексуальность — ядро их теории. Они считают ее областью, в которой лицемерие общества проявляется особенно явно, и всеми способами пропагандируют порнографию, педерастию, де Сада и прочие извращения.
Джентльмен, в это мгновение проходивший мимо, что-то недовольно пробормотал, видимо, услышав про педерастию и извращения. Суинберн понял это, хихикнул и специально стал говорить еще громче, чтобы слышали и другие прохожие.
— «Истинные либертины» указывают на тысячи проституток на улицах Лондона и говорят: «Смотрите! Продажная любовь! Вот на что решились эти женщины, чтобы выжить в так называемой цивилизации. Где же твоя хваленая мораль, общество? Где твоя строгость, где твоя пуританская этика? И у этих проституток всегда есть клиенты! Люди, чьи сексуальные пристрастия выходят за рамки так называемой благопристойности! Значит, ты, общество, порождаешь то самое явление, которое само и чернишь!»
Бёртон заметил, что на них с Суинберном оборачиваются, бросают неодобрительные взгляды. Но его собеседник не обращал на это внимания и даже с еще большим удовольствием продолжал громогласно вещать.
— «Развратники» считают половое сношение священным актом, во время которого мужчины и женщины, буквально и метафорически, сбрасывают с себя все искусственное, возвращаясь к чистой природе — «чистой», то есть естественной, не тронутой цивилизацией. Именно в этот момент мы, так сказать, освобождаемся от оков, навязываемых нам обществом, и получаем возможность почувствовать свою собственную фундаментальную сущность. — Они повернули на Бейкер-стрит. — «Развратники» говорят:
«…а стыд? Его задуем.
А честь? Не будем всуе…
А грех мы зацелуем.
И был ли грех? Какой?»[9]
Бёртон иронически хмыкнул и после непродолжительного раздумья сказал:
— Да, в целом они правы. Любой умный человек не может не понимать, что ханжеская вежливость и вычурная манерность нашей цивилизации подавляют и угнетают людей в равной мере. Общественная мораль преследует цель стирать различия между людьми и поддерживать режим, который лишает человека интеллектуальной, эмоциональной и сексуальной свободы. Обществу значительно удобнее, если граждане живут согласно его диктату, а не следуют собственной природе. Тогда они становятся послушными рабами.
— Правильно! Так и есть! — выкрикнул Суинберн. — Те, кто позволяет империи подавить свою индивидуальность, становятся готовым топливом для ее моторов! Вот почему «развратники» оскорбляют, смущают и даже пугают многих людей. Это движение указывает на те язвы, о существовании которых широкие массы даже не подозревали, пока им не ткнули в них пальцем; эта философия подрывает веру большинства граждан в то, что они ценны для общества. Люди любят, когда в них нуждаются, им приятно осознавать, что у них есть своя роль в игре, даже если это роль топлива для печей империи. Боже мой, взгляни на это!
Суинберн указал на слоноподобное тело, появившееся из тумана. Это была одна из ломовых лошадей — мегаломовиков, — недавно выведенная евгениками. Эти гигантские животные достигали в холке пятнадцати футов (не измерять же их в пядях?) и отличались невероятной силой. Они могли тащить грузовой вагон размером с маленький дом.
Живая махина приблизилась, и Бёртон с Суинберном прижались к стене дома, стараясь оказаться как можно дальше от сверхлошади: дело в том, что мегаломовики не контролировали свой мочевой пузырь и кишечник, но были мегапродуктивны в обоих физиологических процессах. В Лондоне, где улицы и так не благоухали, это представляло серьезную проблему, пока предприимчивые технологисты не изобрели автоматических уборщиков — мусорных крабов, — которые каждую ночь собирали по улицам испражнения.
Как и следовало ожидать, как только лошадь, тащившая омнибус, оказалась рядом с ними, на дорогу тут же плюхнулись огромные лепешки навоза, брызги от которых едва не попали в людей.
Потом мегаломовик растаял в лениво крутящейся пелене.
Бёртон и Суинберн пошли дальше.
— Но, Алджи, при чем здесь Джек-Попрыгунчик?
— По словам Сумасшедшего маркиза, — ответил Суинберн, — если мы преодолеем барьеры, искусственно поставленные нам обществом, мы обретем то, что называется «сверхъестественной силой». Джек-Попрыгунчик как раз и перепрыгивает через любые барьеры, будь то хоть дом. Вот вам яркий пример существа, — говорил маркиз, — которое не пляшет ни под чью дудку, кроме своей, и не признает никаких законов, никакой фальшивой морали. Свобода — вот следующий шаг нашей эволюции.
