Павел Багряк - Фирма приключений. Научно-фантастический роман
Хартон, потеребив по своему обыкновению клок волос на засушенной голове индейца, вдруг сказал с невероятной прозорливостью:
— Господин комиссар, из всех интересующих вас лиц, купивших приключения без гарантии, остался жив только один…
Гард прямо-таки подскочил в своем кресле, вызвав тем самым веселье на лице старого вакха. Бесцеремонно хохотнув, Хартон сказал:
— Я, кажется, уже поминал этого человека: помните, тот, которому удалось-таки убежать от разъяренного слона?
— Как его фамилия?
— Барроу. Мэтьюз Барроу. Вам угоден его адрес?
И Хартон с той же любезной готовностью, с какой делал все, обхаживая комиссара полиции, протянул Гарду заранее заготовленный — уже отпечатанный типографским способом на отдельном листе бумаги! — адрес Мэтьюза К.Барроу, проживавшего буквально в двух шагах от площади Согласия, на улице Иностранных моряков!
«Барроу, Барроу… — повторял про себя Гард, пытаясь возродить в памяти смутные воспоминания, связанные с этой фамилией. — Мэтьюз Барроу…» Года два назад было одно дело, в котором оказался замешанным бывший офицер военного флота, состоявший в довольно большом звании и живший… да, кажется, на улице Иностранных моряков. Но Барроу ли? И что за дело? Провоз наркотиков, какой-то большой партии? Или, может быть, перестрелка из-за них между двумя конкурирующими мафиями, потому что посредник, как оказалось, работал сразу и на Гауснера, и на Фреза, то есть был «двойником» и предпочел, чтобы мафии сами делили товар? Точно, перестрелка! И в ней один лихой и могучий морячок-гангстер отправил на тот свет без всяких гарантий и выставленных через банк счетов не менее десятка противников, а затем… Что затем? Исчез? Да нет, вроде не исчез, его накрыли месяца через два, и этим делом занимался комиссар Робертсон, если Гарду не изменяла память, потому что он, Гард, тогда с головой ушел в дело профессора Чвиза, погибшего якобы в автомобильной катастрофе… В таком случае надо немедленно связаться с Робертсоном: не был ли тем крепким малым Барроу, бывший офицер флота, и, вообще, чем кончилось дело?
Все это мгновенно пронеслось в голове комиссара Гарда, однако Хартон не дал ему возможности додумать версию до конца. Накрутив меланхолично моток волос бедного индейца на свой указательный палец, он с поразительным равнодушием в голосе — казалось, в середине фразы он вот-вот зевнет во всю свою веселую пасть — произнес:
— Морской офицер. Из бывших. Три года назад убил в драке нескольких человек, а потом, видите ли, учитывая неподкупность нашего правосудия, решил покончить с жизнью с помощью нашей фирмы, испытав напоследок острое ощущение. Но нервы его не выдержали, и он, хоть и моряк, по сухопутку смылся от слона, тем самым поставив себя перед лицом закона.
— И что же? Был осужден? Приговорен к электрическому стулу? — быстро спросил Гард.
— Прошу прощения, но это уже не по моей части, господин комиссар. Дело его где-то у вас, а сам он… Впрочем, адрес я вам передал.
— А еще таких счастливчиков из этих девятнадцати у вас не было?
— Увы! Фирма гарантирует, когда кто-то берет у нее без гарантии, ха-ха-ха-ха! — довольный собственным каламбуром, захохотал Хартон.
Прежде чем покинуть кабинет веселящегося вакха, Гард все-таки внимательно перелистал журнал учета: все девятнадцать гангстеров, исчезнувших за минувшие три года, в том числе Аль Почино, аккуратно наличествовали в журнале со своими собственноручными расписками и фотографиями фас и в профиль, собранными с педантичностью нацистских палачей в каком-нибудь Майданеке или Освенциме. Правда, восемнадцать физиономий были в черных траурных рамках, а одна — в канареечно-желтой. Гард вгляделся в фотографию Мэтьюза Барроу: большие серые глаза, типично морские усики над верхней губой — тонкие, щегольские, мощная бычья шея, брови вразлет, прямой крупный нос, густые, назад зачесанные волосы. Мужчина что надо!
Не скрываясь от Хартона, комиссар нажал кнопку переговорного устройства, находившегося в нагрудном кармане пиджака, и, не повышая голоса, сказал:
— Инспектор, прошу машину.
И в тишине кабинета Несколько мистически отозвался голос Таратуры:
— Я на месте, господин комиссар.
Не подавая Хартону руку, — впрочем, и Хартон не сделал попытки попрощаться с гостем при помощи рукопожатия, — Гард наклонил голову в качестве прощального жеста, на что получил точно такой же наклон приподнявшегося в кресле Хартона, и вышел из кабинета. В тот же момент ожил селектор, и не менее мистическим образом прозвучал чей-то басовитый спокойный голос:
— Вы молодец, Хартон. Сейчас они, судя по всему, отправятся к этому Барроу. Подождем.
— Так точно! — по-военному отозвался управляющий и даже щелкнул каблуками, вскочив с кресла, словно его не только слышали, но и могли видеть.
10. ГОВОРЯЩИЙ НЕМОЙ
Тем временем Гард, сопровождаемый Таратурой и сержантом полиции Мартенсом, уже мчался, не видя светофоров, на улицу Иностранных моряков. Из машины комиссар сделал попытку связаться с Робертсоном, но в этот день Робертсон не дежурил, а дома застать «большого мастера по маленьким делам» было невозможно: он либо удил рыбу вместе с братом министра комиссаром Джо Воннелом, либо где-нибудь играл в бридж.
Дом, в котором жил — или, по крайней мере, когда-то жил — Мэтьюз Барроу, разместился в глубине небольшого парка и напоминал скорее виллу, нежели городское жилье: небольшие колонны при входе, парадный подъезд, к которому вели широкие ступени, красный «церковный» кирпич первого этажа, добротное дерево второго, две террасы и мезонин, полукругом охватывающий правую половину здания. И еще собаки, встречающие прибывших не злобным лаем, а буйным весельем, как это и подобает гостеприимным сельским собакам.
— Ладно, ладно, чего обрадовались? Людей давно не видели? А ну, марш по местам! — ворчливо и тоже беззлобно говорила собакам вышедшая навстречу полицейским старуха. — Вам кого, если не секрет?
— Видите ли, — начал Гард, — в этом доме когда-то жил мистер Барроу, и нам хотелось бы узнать…
— А кто вы будете? — спросила старуха, подозрительно посмотрев на огромного Таратуру, напоминающего внешним видом не то борца, не то штангиста.
— Мы из полиции, — сухо сказал Гард, предъявляя старухе фирменный знак на внутренней стороне лацкана пиджака. Он, кстати, всегда менял тональность, говоря, что представляет полицию, и терпеть не мог елейность в голосе при словах о том, с какой организацией в его лице сталкиваются люди.
Старуха не удивилась, не испугалась, правда, и не обрадовалась. Тем же ворчливым, но не злобным тоном она произнесла:
