Владимир Данихнов - Статика
Смутно помню, как я оказался в своей кровати.
* * *Меня разбудил стук в дверь. Я долго еще лежал, надеясь, что он прекратится, однако этого не происходило. Кто бы не находился по ту сторону двери, но он колотил все настойчивей и настойчивей.
Козел.
— Есть же звонок! — заорал я, а потом вспомнил, что переехал. В этой квартире еще много чего не установлено. Звонок — в том числе. И домофон тоже. И видеоком, кстати.
— Сейчас! — крикнул я, садясь на кровати. Голову стянуло стальным обручем (с шипами вовнутрь! ), и я зашарил по тумбочке в поисках антиалкоголя. Однако его там не было — наверное, вчера я проглотил последние две таблетки.
Стук в дверь становился невыносимым — они что, уже ногами колотят?
— Сейчас! — снова заорал я, пытаясь попасть ногой в левую штанину. — Уже иду, черт возьми! Что у вас там, убили кого-то? Тело разлагается?
В дверь ударили чем-то металлическим — так ее и выломать недолго!
Матерясь, я все же сумел натянуть штаны и, держась за стенку, отправился открывать.
— Уже иду! — сказал я, проводя своей карточкой по магнитному замку.
Стук прекратился.
А когда дверь открылась я почему-то сразу оказался на полу — лицом вниз, придавленный кем-то сверху. Рядом с собой я заметил черные полицейские бутсы. Почему-то казалось, что их обладатель очень желает пнуть меня в лицо.
— Господин Лукин Герман Петрович, — сухо произнес парень, который сидел на мне сверху. — Вы обвиняетесь в убийстве господина Савина Кирилла Владимировича…
— Что?! — возмутился я, еще не до конца соображая, что мне инкриминируют. — Какого на фиг Кирилла Владимировича?..
Нажим сверху стал сильнее — позвоночник угрожающе затрещал: я почувствовал, как на моих руках защелкнулись наручники — по рукам прошло легкое покалывание, и кисти полностью онемели.
Мне прочитали все права, что полагаются по случаю и рывком поставили на ноги. Вывели на площадку.
На лестницах было полно любопытствующих — я заметил Антона, Толика, Леру, Алешу… Все угрюмо смотрели на меня. Лера, кажется, плакала. Четверо полицейских сдерживали их напор, еще двое ждали нас у лифта.
Прежде чем меня втолкнули внутрь и захлопнулась дверь, я увидел около стенки распростертое тело Кирилла Савина. Вся грудь у него была в крови, остекленевший взгляд бездумно уставился в потолок.
Рядом валялся мой пистолет.
«Целитель».
* * *Пока мы летели в полицейском «форде», я отдыхал. Плевать на то, что по бокам — двое угрюмых легавых. Я сидел в мягком кресле, прислонив голову к спинке — головная боль постепенно утихала.
Потом «форд» сел, и меня невежливо вытолкали наружу.
Сердце оборвалось и ухнуло куда-то в область пяток.
Утреннее солнце слепило глаза, но ошибиться было невозможно — меня привезли в «Черную Дыру» — фабрику боли и унижений. Я глотал воздух, словно рыба, которая только что спокойно плавала в речке и вдруг очутилась на горячей сковородке.
Причем без всякой видимой причины.
В будке перед входом нас встретил сержант. Помнится, дней пять назад, я слегка его приструнил.
Сержант оказался злопамятным. Он перекинулся парой слов с моими конвоирами, потом обратился к парню, что держал меня за правый локоть.
— Можно?
Конвоир кивнул.
— Эй, подождите, я не… — начал я.
Приклад обрушился мне на подбородок — по диагонали и вверх, апперкотом. Я упал на колени.
— Сволочи, голова же болит… — прошептал я.
Меня волоком потащили на территорию тюрьмы. На вахте нас встретил офицер. Я его помнил с прошлого пребывания в Дыре — капитан Семенов, один из самых главных садистов тюрьмы.
— Лукин? — спросил он.
— Он самый! — кивнул конвоир.
Как он любит кивать, урод…
— Мне уже сообщили по видеокому, что вы прибудете, — сказал офицер и наклонился ко мне: — На этот раз у тебя серьезные проблемы, Лукин. Ты пристрелил сыночка министра обороны, ты это-то понимаешь, пьянчужка? Тебе дадут три пожизненных заключения, если Савина раньше не выцарапает твое гнилое сердце. Но я надеюсь этого не случится — и тогда мы с тобой позабавимся, Лукин. Ты слышишь меня?
Я поднял голову и посмотрел на него. Во рту стоял солоноватый привкус, языком я нащупал очередной зуб, который покинул насиженное место.
Я собрался и харкнул в лицо недоноску — кровь вперемешку со слюной стекала с переносицы вниз по скуле Семенова. Мой зуб — правый клык — зацепился за правую ноздрю офицера.
Капитан никак не ответил. Только брезгливо поморщился, достал носовой платок и промокнул лицо. Стряхнул зуб на пол.
— Я отвечу попозже, — пообещал мне Семенов.
— Зарегистрируйте Лукина, — сказал он конвоирам, — и можете быть свободны.
Капитан удалился, а конвоиры подвели меня к вахте, оставили каждый по отпечатку большого пальца на регистраторе и ушли. Мною завладели тюремщики.
Сначала меня провели в душевую, где я, подгоняемый пинками, разделся (наручники не сняли) и под прицелами винтовок принял сначала горячий, а потом холодный душ. Вместо моей мне выдали тюремную одежду — легкую шелковую рубаху голубого цвета и штаны из того же материала — и повели по длинному узкому коридору, по бокам которого располагались камеры.
— Один видеофонный звонок! — заорал я, вспомнив о своем неотъемлемом праве.
— Дать ему? — спросил первый тюремщик у второго.
— Из мэрии звонили. Никаких звонков, — буркнул второй и толкнул меня в спину: — Чего застрял, пошевеливайся давай! Когда там «Пери и Хрыч» начинается? — спросил он у первого стражника.
Тот взглянул на хронометр:
— Через десять минут.
Тюремщики втолкнули меня в свободную камеру — небольшое помещение два на три метра, с креслом посередине и голопроектором напротив. Сквозь очень маленькое окошко у потолка пробивались слабые лучики солнца. Меня засунули в крайне неудобное металлическое кресло. Потом один из стражников снял наручники, а второй в это время стоял напротив, направив дуло линейной винтовки мне на кончик носа. Капелька пота медленно поползла по переносице — чрезвычайнейше хотелось смахнуть ее, но я боялся, что это будет последнее удовольствие, которое я доставлю своему носу в этой жизни.
— Руки на подлокотники! — приказал тюремщик. Я повиновался, и в тот же миг из кресла выскочили металлические зажимы, которые крепко прижали мои руки к креслу.
* * *Второй тюремщик подкатил тележку с капельницей и прочими малоприятными приспособлениями для поддержания жизни заключенным.
— Это ж возни на полчаса, Вася, — скривился первый стражник. — Да и не наша эта забота — где эти проклятые медики?
