Комплекс крови (СИ) - Эльберг Анастасия Ильинична
— Конечно, мэм.
— Какой сюрприз, Филипп. Вот кого ожидаешь увидеть в своем офисе в последнюю очередь, да еще посреди дня. Если бы ты предупредил меня звонком, я бы приняла тебя дома. Или же поручила бы Хэлен заказать нам столик в хорошем ресторане.
Пальцы гостя чуть крепче сжали обитые кожей подлокотники кресла.
— Прости, не хотел тебя отвлекать.
Хозяйка кабинета подперла голову рукой и улыбнулась.
— Ты же знаешь, что это напускная суровость, дорогой. Я рада тебя видеть. В последнее время мы тяжело работаем. Гости — наше напоминание о том, что отдых необходим.
Филипп окинул взглядом кабинет бывшей жены друга. В последний раз он был здесь много лет назад, но изменений не наблюдалось. На стене за спиной Велурии диплом об окончании Гарвардской школы бизнеса по-прежнему соседствовал с дипломом доктора медицины, орхидеи на специально оборудованных подставках по-прежнему цвели, на столе по-прежнему царил идеальный порядок, и стоявшая на нем маленькая табличка по-прежнему сообщала: «доктор Велурия Родман, вице-президент». Она могла вернуть себе девичью фамилию, ведь с компанией Альберта ее ничто не связывало, да и отец, насколько знал Филипп, настаивал на таком шаге. Но еще не родилось существо, способное переупрямить Велурию Родман. Если она что-то решала, вам предоставляли выбор: либо уйти с дороги и не мешать, либо оставаться на пути и быть раздавленным.
— Как папа? — спросил доктор Хобарт.
— В кругосветном путешествии. Мама уговорила его оторваться от работы, кто бы мог подумать. Оба чувствуют себя великолепно и бомбардируют меня снимками экзотических уголков. В последнем разговоре сообщили, что приобрели редкую орхидею и отправят ее с посыльным. Должна приехать дня через три. И радости моей не было бы предела, если бы папа не переводил разговор на работу каждые пять минут.
— Конкуренты поедают? — с сочувствием поинтересовался Филипп.
Велурия откинулась на спинку обитого белой кожей кресла и устало дернула щекой.
— Конкурент у нас, по большому счету, только один.
— HPI, — кивнул гость.
— Осталось понять, что на уме у мистера Хофманна. С одной стороны, если бы он хотел монополии, он давно бы сожрал всех, а нас — в первую очередь. С другой стороны… — Она посмотрела на свои ногти. — Мы подумываем о присоединении.
Филипп чуть ослабил узел галстука.
— Ты обсуждала этот вопрос с Патриком?
Велурия поиграла бровями.
— Патрик, — повторила она со значением. — Вы знакомы?
— Он управляющий международного фармацевтического концерна, а я — один из управляющих партнеров международной сети клиник. Мы встречаемся на каждом более-менее крупном мероприятии и практически на каждой научной конференции, которая имеет отношение к химии или медицине. Разумеется, мы знакомы. Так что, вы обсуждали с ним вопрос присоединения?
Она покачала головой.
— Нет. Обсуждала в личной беседе с Эдвином, его заместителем. Не думаю, что HPI в нас заинтересованы. Если отбросить пафос, мы — стотысячный фармацевтический заводик, пусть и можем похвастаться кристальной чистой репутацией.
— Что об этом думает твой отец?
— Он и слышать не хочет, но решение будет принимать совет директоров.
— Очень радикально, — вынес вердикт Филипп.
Велурия посмотрела на то, как вошедшая секретарша ставит перед ним чашку с зеленым чаем.
— Знаю, что ты хочешь сказать, — заговорила она, когда девушка вышла. — Альберт бы этого не одобрил.
— Я помню, что он высказывался в пользу слияния. Вместе мы могли бы составить HPI серьезную конкуренцию.
— Ты с этим согласен?
— Я не был против, — уточнил Филипп.
Бывшая миссис Родман поднялась из кресла и подошла к орхидеям.
— После смерти Альберта многое изменилось, — сказала она. — Кстати, я удивлена. Ты должен разгребать дела компании, но сидишь здесь.
Холод в ее голосе появился неожиданно — так неизвестно откуда взявшиеся облака затягивают небо, бывшее чистым еще мгновение назад.
— Деловых партнеров у меня не будет, — произнес Филипп, делая глоток чая.
— Вот как, — проронила Велурия. — Треверберг и Штаты? Один?
— Альберт не занимался делами бизнеса. Его интересовала только наука. Наука, наука и еще немного науки. С моей точки зрения здесь мало что изменится.
— А как же его сын?
Не услышав ответа, госпожа вице-президент отложила миниатюрные ножницы, которыми подрезала высохшие части корней, и медленно повернулась к Филиппу.
— Ваш сын, — поправил он, поймав ее взгляд.
— Что Ларри думает по поводу новой работы?
— Я с ним об этом не разговаривал.
Велурия вернулась в свое кресло и достала ежедневник.
— Ты приехал для того, чтобы поговорить со мной о Ларри?
— Нет.
— О компаниях?
— Нет.
— Мистер Хофманн попросил тебя лично узнать, как у меня дела?
Филипп отставил чашку.
— Нет, — повторил он в третий раз. — Я приехал для того, чтобы задать тебе личный вопрос. Надеюсь, ты мне поможешь.
— Слушаю, — кивнула женщина.
— Полагаю, ты встречалась с Девиной. На похоронах ли, до похорон, после похорон. Мне нужно знать, где она живет. Я хочу с ней поговорить.
Велурия со вздохом прикрыла глаза.
— Я могла бы догадаться.
— Как ты, наверное, знаешь, она долгое время была нашей с Альбертом ассистенткой.
— Он оставил ей часть денег? Патенты?
Филипп открыл кейс, лежавший у него на коленях, и достал оттуда несколько папок.
— Можешь взглянуть, — сказал он. — После смерти Альберта не имеет смысла делать из всего этого тайну. Тем более что ты — его бывшая жена и имеешь право знать.
Велурия решительным жестом попросила его убрать документы на место.
— Я не хочу, Фил. — Неуверенный тон ее голоса до того резко контрастировал с поведением, что гостю осталось только послушаться. — Я не хочу слышать об этом мужчине. Меня не волнует, с кем он спал, не волнует, куда он водил своих бесчисленных шлюх, не волнует, чем он занимался в лаборатории, в одиночестве или с твоей помощью. Мы были женаты тридцать шесть лет, и каждый день я думала, что завтра все будет иначе. Что я принесу очередную жертву — и он увидит меня настоящую, поймет, что у него есть жена, и вот тогда-то мы заживем как настоящая пара. Но Альберт плевать хотел на мои жертвы. И по-настоящему он любил только двух женщин. Науку, которая всегда была для него на первом месте, и ту, имя которой мы с тобой знаем слишком хорошо, хотя предпочли бы забыть. Скажу ужасное, Фил, но мне стало легче, когда я узнала о его смерти. Я будто получила официальное разрешение начать собственную жизнь. Этого ощущения мне не дал даже развод. Глупо, ведь я взрослая и состоятельная женщина, такие, как я, должны все делать сами и все держать под контролем…
— … то, о чем мы говорим, сложно держать под контролем.
На мгновение линии ее лица стали нежными и плавными, как у маленького грустного ангела — и тут же маска деловой женщины вернулась. Велурия Родман взяла паркер и склонилась над ежедневником.
— Мне жаль, но я не могу вам помочь, доктор Хобарт, — заговорила она подчеркнуто вежливым тоном. — Я и понятия не имею, где она живет. И не думаю, что стоит искать ее здесь, в Орландо. Возможно, ее уже нет в Штатах. Возможно, она перемахнула через океан. Возможно, спряталась в тропической стране. Наймите частного детектива, если хотите, а меня оставьте в покое. Надеюсь, вам понравился зеленый чай.
***
13 июля 2009 года, поздний вечер
Орландо, штат Флорида, США
— Присоединение? Так она и сказала?
— Слово в слово. «Мы подумываем о присоединении».
— После стольких лет плодотворной совместной работы Велурия Родман решила сдаться?..
— Насколько я понял из ее рассказа, вы были конкурентами.
— Совместная работа бывает разной, доктор Хобарт. Конкуренция — тоже совместная работа. Если бы не конкуренция, ни у вас, ни у меня не было бы ни денег, ни компаний.
С этими словами основатель и владелец концерна Hofmann Pharmaceutical Industries подхватил на вилку очередной кусочек огурца и склонился над тарелкой. Из всех знакомых Филиппа только Патрик Хофманн мог есть растительную еду так, что вам, страстному почитателю мяса, кусок стейка с кровью не лез в горло. Это существо могло молчать — и все же являло собой укор всему, что ставит под угрозу здоровый образ жизни. В том, как активно мистер Хофманн осуждал фаст-фуд, курение, распитие алкогольных напитков и привычку американцев к сидячему образу жизни, были и положительные моменты, но палку он перегибал. Это признавал даже Филипп, относившийся терпимо практически к любому фанатизму.