Надежда Попова - Пастырь добрый
– Кроме домов самих горожан, – заметил Бруно, когда понурые и молчаливые служители Конгрегации разбрелись от начальственного присутствия прочь. – А там может сидеть с полсотни девок, как плоских и мелких, так и кобыл с охрененной грудью; кто знает, что там, за стенами?..
– Даже у Друденхауса нет сейчас власти на то, чтобы обыскивать дома всех кёльнцев подряд, – вздохнул Курт в ответ, привалившись к стене коридора и глядя под ноги удрученно. – De jure к тому нет веских причин.
– Вот как? А что нужно, чтобы такие причины возникли?
– Еще одно убийство, – приподняв голову, усмехнулся Курт болезненно, тут же сбросив с губ это вялое подобие улыбки. – И – показания кого-либо, кто видел нашу Далилу, идущей в обнимку с кем-то из горожан. Или входящей в чье-то жилище.
– Как сказал бы майстер Ланц, лет тридцать назад никого и спрашивать бы не стали, перетряхнули бы каждый дом. Начинаю менять свое мнение о ваших методах; без них, кажется, и работать-то невозможно вовсе…
– Осталась еще свалка, – словно не слыша его, задумчиво произнес Курт, отстраненно глядя в одну точку. – Там ведь тоже есть люди…
– Не думай даже, – угрожающе осадил его Бруно, ощутительно наподдав кулаком в плечо. – Если уж твоих дружков из старых кварталов тут величают отбросами, то уж тех-то не знаю, как и назвать; они даже не посмотрят, что это за железяка у тебя на шее болтается – оторвут вместе с этой самой шеей, и потом ищи, кто это сделал…
– Бюргермайстер говорил, что у кое-кого из «моих дружков» есть знакомые и даже приятели из тех, со свалки. Они когда-то тоже обретались в самом Кёльне, но попались на чем-либо и находятся в розыске по различным обвинениям; я попытался завести о них разговор с держателем «Кревинкеля», но…
– Он тебя послал, – договорил за него Бруно. – Подальше свалки. Так?
Курт покривился, потирая ноющий лоб ладонью, и переменил позу, прислонясь к стене другим плечом.
– Не совсем. «Да, поговорю с ними» он, безусловно, не ответил, однако и «нет» я от него также не услышал; когда я уходил, он бросил нечто вроде «всегда рады, заглядывай еще» – быть может, что-то наклюнется хоть здесь…
– Голова? – оборвал помощник, кивнув на его ладонь, притиснувшуюся ко лбу; Курт вздохнул:
– Да. Голова. То самое, что к делу не подошьешь и о чем на докладе у старика не скажешь. Что-то есть, чего никто не видит. Какую-то деталь мы упустили, и я никак не могу понять, какую именно…
– Не по себе мне становится, когда ты начинаешь вот такие вот речи, – покривился Бруно опасливо. – Если голова начинает болеть у тебя – это, как правило, оборачивается головной болью для всех окружающих.
– Я пытаюсь пересмотреть все события заново, – продолжал он тихо, морщась от того, как каждый звук произносимых им слов отдается в мозгу, словно крик в недрах каменного колодца. – Пытаюсь понять, что могло ускользнуть от нашего внимания… И все равно ничего не вижу. Похищение; ясно, что девочку держали где-то в городе, но мы не знаем, где. Не знаем, кто. Далее – подготовка подставы; ясно, что была некая женщина, но мы не знаем, куда она сгинула и с кем была связана. Убийство; ясно, что некто постарался представить все так, будто виновен Финк, но мы не знаем, за что была убита Кристина Шток на самом деле – даже не подозреваем.
– Или почему, – добавил Бруно, и Курт вскинул к помощнику вопросительный взгляд из-под сдвинутых бровей.
– Не вполне понимаю, что ты хочешь сказать, – произнес он растерянно; подопечный передернул плечами, нерешительно пояснив:
– Ну, я, конечно, не следователь, но… Если принять твою версию о том, что она – ненужный свидетель, то к чему все эти сложности? Тащить ее на свалку, изображать насилие, да и твоего приятеля, который едва шевелил ногами – его ведь тоже надо было довести до того места. Чтобы стража на воротах увидела его вместе с будущей жертвой? Это, конечно, может быть, но свидетеля вполне можно убрать и проще, и труп вывезти из города можно легко, и – в Райн его. Пропала девочка – и пропала; магистрат побушует и угомонится, ничего не найдя.
– Все это я понимаю и сам, – нетерпеливо кивнул Курт, – минуту назад то же самое при тебе было высказано в комнате Керна. К чему все это ты?
– Я в вашей академии, конечно, не учился, хотя в архив Друденхауса по совету Ланца заглянул; если я сейчас скажу глупость…
– Бруно, короче.
– Словом, я вот о чем, – решительно выдохнул Бруно, отведя взгляд и несколько даже, кажется, смутившись. – Не похоже ли это на… как там у вас это называется… шабаш или что-то такое? Все по писаному: и девственница, и непотребства плотского плана, и убиение – с особой жестокостью.
Мгновение Курт смотрел на своего подопечного безвыразительно, словно увидя его внезапно, явившегося прямо из воздуха, а потом прыснул, покривившись от молнией прострелившей голову боли.
– Чего ржешь-то? – с озлоблением повысил голос Бруно. – Для этого, насколько я знаю, кроме желания, нужны только нож поострей и место побезлюдней; и то, и другое в наличии. Почему нет-то?
– Шабаш… – повторил Курт сквозь болезненный смех. – Господи…
– Ну, пусть обряд, ритуал, caerimonia, ritus[39] – не один ли черт? Или для этого непременно необходимо летать на отдаленную гору с козлом на вершине?
– Извини, – наконец, сладив с собою, примирительно произнес Курт, поджимая расплывающиеся в улыбке губы; Бруно насупился:
– Ну, не силен в ваших словесах, termini speciales[40] не постигал. Просто скажи – чем моя мысль не заслужила твоего высочайшего внимания?
– Тем, что… – начал он бойко и осекся, умолкнув; помощник перехватил его взгляд, вопросительно заглянув в глаза, и уточнил:
– Да, ваше инквизиторство?
– Хм… – уже без улыбки пробормотал Курт тихо, уставясь в стену напротив, и пожал плечами. – Тоже версия, конечно…
– Я не понимаю, магистрат переселился, что ли? – чуть ободрившись его задумчивостью, продолжил Бруно. – Здесь ведь Друденхаус; так? Вы ж ересь должны выискивать в каждом чихе и ведьминские происки видеть в каждой невовремя упавшей градине, а вместо этого…
– Но-но, – одернул Курт, – не зарывайся. Это, как я сказал, тоже версия, однако же, позволь заметить, на… как ты там сказал… шабашах?..
– Отвали, – огрызнулся тот недобро.
– На ритуалах, – кивнул Курт, снова позволив себе издевательскую ухмылку, – обыкновенно все устраивается чинно и красиво. Вскрытое горло либо же вены, аккуратные разрезы; сердце, на худой конец, вырезанное или что-то еще – но все солидно и серьезно, без вульгарного мяса. Здесь же – поверь, я тело видел – попросту исполосованный труп.
