Дело о смерти фрейлины (СИ) - Куницына Лариса

— Метательный стилет, ваше сиятельство, его можно носить в рукаве или прикрепить к ножнам кинжала. Браслет застёгивается ремешками, пряжки сконструированы так, что с ними без труда можно справиться левой рукой.

Буаселье улыбнулся, заметив, как вспыхнули глаза Марка при виде этой игрушки. Он сразу же отдёрнул рукав и приложил браслет к руке, потом достал из него кинжал и осмотрелся. Увидев в стороне деревянную мишень, он метнул в неё маленький стилет и тот вонзился в центр красного круга.

— Ваш глаз и ваша рука всё также точны, — похвалил бросок королевский оружейник.

— Я его беру. Не только Клермон достоин подарка, верно? Сколько за него?

Старик какое-то время молчал, а потом махнул рукой.

— Вы действительно достойны подарка, ваше сиятельство, а потому примите его в дар и на память от старого Буаселье.

— Что ж, я с благодарностью принимаю его, — улыбнулся Марк, подумав, что хитрец наверняка добавит стоимость кинжала к цене парадного комплекта оружия. — Ты выручил меня сегодня, старина, и я не забуду этого. Как только будет время, я зайду, и мы с тобой обсудим новый меч, кинжал и пояс, которые ты украсишь гербом де Лорма.

— Я буду ждать, ваше сиятельство, — кивнул тот. — И мне не терпится услышать, что нового вы придумаете, чтоб выделиться из толпы придворных. Покойный король Арман знал этот ваш талант и потому присылал вас ко мне, готовясь к войне или пожелав пополнить свой арсенал.

Простившись с ним, Марк вернулся домой и приказал лакею достать из сундука бордовый камзол из вышитого золотом бархата, чёрные штаны и короткую накидку, отделанную золотистым мехом. Эдам открыл ларец с драгоценностями и с довольным видом перебирал перстни, браслеты и цепи с медальонами, а Шарль полировал золотые пряжки на парадных ботфортах из мягкой замши.

Мадлен ещё не пришла, и Марк присел у камина с книгой, которую прислал ему утром Клермон. Он погрузился в чтение и скоро был захвачен стремительно развивающимся, полным трагизма повествованием. Язык поэмы был столь хорош, что странно было, что его не растащили на цитаты, но вскоре он понял, в чём дело. Поэма была тяжёлой в том смысле, что рассказывала о переживаемых Вертрадом страданиях столь натуралистично, что ни дамам, ни юному поколению явно не подходила. Через какое-то время тема мести вероломной подруге стала столь навязчивой и гнетущей, что Марк даже усомнился в здравом уме не только героя, но и самого Орсини. Похоже, поэт прямо упивался этими чувствами, и оставалось надеяться, что выпустив их на бумагу, он этим и ограничился.

Мадлен уже вернулась и, чмокнув его в щёку, сунула ему под нос маленький футляр, где в складках алого бархата утопала изящная брошь в виде букета.

— Мило, — кивнул он, на минуту оторвавшись от чтения.

— И совсем не дорого! — воскликнула она, но он, оценив количество и чистоту вставленных в брошь драгоценных камней, мотнул головой.

— Я не хочу этого знать! Хватит с меня потрясений на сегодня. Иди, наряжайся.

Она ушла и он снова вернулся к чтению, всё более погружаясь в яростное безумие несчастного Вертрада. Она ещё пару раз отрывала его, возвращаясь, чтоб он помог ей выбрать драгоценности. Он указывал почти наугад, а она пожимала плечами и убегала к себе. Он знал, что она уже определилась с выбором и желала, чтоб он его одобрил, выбрав то же, и хоть он всё время промахивался со своими советами, она всё равно наденет то, что уже решила.

Потом она явилась в белом, мерцающем золотыми узорами платье, с колье на груди и драгоценной диадемой в рыжих волосах.

— Чудесно, — кивнул он и снова уткнулся в книгу.

— Марк! — возмущённо возопила она. — Я уже готова! Это первый раз, когда ты собираешься дольше меня.

И он с сожалением отложил почти дочитанный томик и отправился переодеваться.

Дом графа де Клермона был совсем рядом, но идти туда пешком в таких нарядах было неприлично, потому Мадлен села в карету, заблаговременно присланную для неё сестрой, а Марк поехал верхом на своём Громе, которого нечасто выводили из конюшни. Появление новоявленного графа на этом великолепном коне при полном параде произвело впечатление на праздных гуляк на Королевской площади, и поскольку карета катилась не спеша, их сопровождала толпа горожан, с восторгом провожая взглядами красивого нарядного всадника на необыкновенном скакуне. Польщённый таким вниманием Гром едва не пританцовывал на ходу, гордо изгибая мощную шею и потряхивая в такт шагам кудрявым хвостом. Вскоре послышались приветственные возгласы, барона де Сегюра узнали и прославляли, как истинного рыцаря и героя Сен-Марко. Он приветственно махнул рукой, от чего крики стали ещё громче и радостней, а он с удовлетворением заметил, что, не смотря на прокатившуюся недавно по городу волну проплаченных наветов, он всё ещё любим народом.

Клермон сам встретил их на крыльце, что выглядело странным, только до того момента, когда Марк догадался, что объектом его интереса были не сами гости, а редкостной красоты конь. Сбежав с высокого крыльца, граф принялся оглаживать скакуна, расспрашивая Марка о его достоинствах, сколько он может стоить и где можно добыть такого.

Лакеи открыли дверцу кареты, и Мадлен спустилась на брусчатку, но им с Марком пришлось немного подождать, пока хозяин дома изволит оторваться от коня. Потом Клермон вместе с ними вошёл в дом, а к крыльцу уже подъезжала следующая карета.

Нижний зал, хоть и не был так высок и просторен, как в доме де Лорма, выглядел очень нарядно и сиял огнями, поскольку естественное освещение из окон было недостаточным. Флоретта встречала гостей на лестнице, к ней, наконец, присоединился супруг. Обменявшись с ними приветствиями, Марк и Мадлен прошли в зал, где уже начали собираться гости. Окинув собравшихся взглядом, Марк увидел, что здесь много его друзей и просто приятелей, и подумал, что вечер хотя бы не будет скучным. Но когда он увидел в центре зала фонтан с вином, снова приуныл. Он подумал, что теперь положение обязывает его так же устраивать приёмы и пиры, а прикинув, сколько это будет стоить, пришёл в ужас. Даже воспоминание о наполненных деньгами сундуках не утешило его.

Оставив супругу в окружении восторженных подруг, изнывающих от зависти при виде её нового платья и доселе неизвестных им украшений, он пошёл дальше, осматривая зал и прилегающие комнаты. Дом был богато украшен, и при этом его убранство носило на себе отпечаток хорошего вкуса. Дорогая резная мебель, ценные гобелены, картины, скульптуры, люстры, отделанные хрусталём, притягивали взгляд. Было видно, что всю эту красоту графы Клермоны собирали на протяжении нескольких поколений, и Марку оставалось лишь возблагодарить своих предков со стороны матери за то, что они оставили ему в наследство не только красивый дом, но и достойную обстановку.

— Марк! — услышал он за спиной звонкий голос и, обернувшись, едва не очутился в объятиях Фернана де Грамона. — Ты как всегда хорош! — воскликнул тот. — Это новый пояс?

— Из сундуков де Лормов, — ответил тот.

— Очень изысканно! Старинные украшения бывают грубоваты, но это — совсем другой случай. Я хотел поговорить с тобой, пока не приехал Рене. Ты же знаешь, какой он жлоб и вечно лезет в мои дела! Я хочу съехать от него. Ты не продашь мне свой дом? Нет! — рассмеялся он. — Я, конечно, не о знаменитом дворце де Лормов!

— А что, может, и насчёт него сторгуемся? — усмехнулся Марк.

— Не с моим жалованием! Ты думаешь, главному королевскому герольду много платят? Уверяю, куда меньше, чем помощнику главы тайной полиции. К тому же я молод, и почему-то казначейство считает, что бездетному холостяку не нужно много денег. Короче, я позарился на твой дом на рыночной площади.

— Он сгорел.

— Не полностью, и ты уже начал его восстанавливать, но мне это на руку! Ты сделаешь мне скидку, вернёшь себе деньги, которые уплатил за начало ремонта, а я куплю его недорого и на остаток сбережений смогу сделать там всё, как мне нужно. Соглашайся, Марк! При таких хоромах на Королевской площади, зачем тебе старый маленький дом?