Джим Батчер - Летний Рыцарь
Я мотнул головой.
– Нет.
– Но статьи ее в «Волхве» продолжают выходить. Значит, с ней все в порядке.
– Надеюсь, что так.
– Тебе удалось найти что-нибудь, что смогло бы ей помочь?
Я вздохнул и мотнул головой.
– Пока нет. Это все равно что об стенку лбом биться.
Она чуть улыбнулась.
– С твоим-то лбом мне жаль стену. Упрямее тебя я никого еще не встречала.
– Давно не слышал комплимента приятнее.
Мёрфи кивнула.
– Хороший ты мужик, Гарри. Если кто-то и может помочь ей, так только ты.
Я опустил взгляд, чтобы она не видела слез, набухших у меня на глазах, и принялся убирать бумаги обратно в папку.
– Спасибо, Мёрф. Твои слова очень много для меня значат.
Она не ответила. Я поднял взгляд и увидел, что она лежит щекой на спинке дивана, чуть приоткрыв рот.
– Мёрф? – спросил я. Она не шелохнулась. Я встал, положил папку на стул, потом нашел одеяло и укрыл ее, подоткнув края. Она негромко вздохнула и потерлась щекой о шелковую обивку.
– Спокойной ночи, Мёрф, – сказал я, взял папку и пошел к двери. Я запер все, что мог, вернулся к «Жучку» и поехал домой.
Все тело мое болело – не столько от нагрузок, сколько просто от усталости. Ну и раненая рука, конечно, вела себя так, словно ее хорошенько вымочили в бензине и подожгли.
Однако душа моя болела еще сильнее. Бедняга Мёрфи жестоко страдала. Она боялась того, с чем могла встретиться, хотя решимости ее от этого не становилась меньше. Вот она, смелость – мне до нее в этом смысле далеко. Я по крайней мере знал, что смогу хоть как-то обороняться, если какой-нибудь потусторонний монстр нападет на меня. У Мёрфи не было и этого.
Мёрфи была настоящим другом. Она не раз спасала мне жизнь. Мы бились бок о бок. Теперь она снова нуждалась в моей помощи. Ей приходилось биться с собственным страхом – это я прекрасно понимал. Нравилось мне это или нет, но я не мог не помочь ей в этом. В ее нынешнем состоянии она становилась особенно уязвимой к нападениям вроде того, что имело место в прошлом году. И если такое случится прежде, чем она хоть немного оправится от этой истории с Кравосом, это ее не просто ранит – это может сломать ее раз и навсегда.
Сомневаюсь, чтобы я смог жить в мире с собой, если позволю такому случиться.
– Черт, – буркнул я себе под нос, – тоже мне, помощи попросил. Ох, ладно, постараюсь, чтобы ты, Мёрф, выбралась из этого целая и невредимая.
Я постарался задвинуть свои тревоги насчет Мёрфи в дальний уголок мозга. Лучшим способом защитить ее было бы сосредоточиться на деле, добиться какого-то прорыва. Беда только, мой мозг чувствовал себя так, словно какая-то тварь залезла в него, да там и издохла. Так что самый вероятный прорыв, что мне светил пока, вел прямиком в комнату с мягкой обивкой стен и смирительной рубашке.
Мне нужно было поесть. Поспать. Умыться. Если я не приведу себя хоть в какое-то подобие порядка, я запросто вляпаюсь во что-нибудь, что наверняка угробит меня, и не замечу этого, пока не будет поздно.
Я остановил «Жучка» у своего дома. Я живу в подвале старого жилого здания, построенного больше ста лет назад. Я вылез из машины, не забыв захватить с собой свои жезл и посох. Идти от машины к моей двери всего ничего, но и на этом пути на меня уже нападали. Вампиры не отличаются в таких делах избыточной разборчивостью.
Я спустился вниз по ступенькам, отпер дверь и пробормотал фразу, отключающую охранительные заклятия ровно настолько, чтобы войти и запереть за собой дверь. Я шагнул внутрь, и инстинкты мои взвыли, предупреждая о том, что я не один.
Я поднял жезл и послал в него заряд воли, от которого конец его ярко засиял, осветив помещение.
Так оно и оказалось: стройная, длинноногая женщина в джинсах и красной футболке стояла у моего потухшего камина. Серебряная пентаграмма на цепочке красовалась на ее в высшей степени соблазнительной груди, и в свете моего жезла она засияла почти таким же ярким светом. Бледная кожа напоминала оттенком подкорку дуба; пышные волосы – зрелую пшеницу; глаза – набухшие дождем грозовые облака. Красиво очерченные губы шевельнулись – сначала в улыбке, потом чуть удивленно надулись. Она подняла руки и растопырила длинные, изящные пальцы, показывая мне, что она безоружна.
– Я позволила себе войти, – негромко сказала она. – Надеюсь, ты не против. Тебе стоило бы почаще менять заговоры.
Я опустил жезл. Я даже рта не мог раскрыть от изумления. Сердце прыгало в груди какими-то дикими скачками. Она опустила руки и подошла ко мне. Она привстала на цыпочки, но с ее ростом она и без того могла дотянуться губами до моей щеки. От нее пахло полевыми цветами и жарким летним полуднем. Потом она отодвинулась, чтобы вглядеться мне в лицо. Лицо ее приобрело чуть озабоченное выражение.
– Привет, Гарри.
И я отозвался едва слышным шепотом, с трудом ворочая онемевшим от потрясения языком:
– Привет, Элейн.
Глава восьмая
Элейн обогнула меня и двинулась в обход по моей квартире. Это не заняло у нее много времени. Моя берлога состоит из гостиной и спальни. Кухня представляет собой небольшую нишу с мойкой и ледником. Пол у меня каменный, но я застелил его коврами – десятка два, не меньше. Вся мебель куплена на распродажах, зато уютная и удобная. Выдержать какой-либо стиль я даже не пытался. Большая часть стен занята книжными полками, а оставшуюся я тоже завесил коврами и постером «Звездных Войн», который подарил мне Билли на Рождество. Это старый постер, на нем принцесса Лея жмется к ногам Люка Скайуокера.
Ну, скажем честно, таково убранство моей квартиры в нормальном состоянии. В последнее время я ее несколько подзапустил. Пахнет в ней если не как в хлеву, то ненамного лучше, а коробки из-под пиццы и банки из-под колы давно уже переполнили мусорное ведро и усеяли значительную часть кухни. По комнате трудно пройти, не наступив на какой-нибудь предмет туалета, изрядно нуждающийся в стирке. Меблировки почти не видно под слоем покрытых моими каракулями бумаг и исписанных шариковых ручек.
Элейн прошлась по всему этому с видом сотрудника Красного Креста в зоне военных действий и покачала головой.
– Я знала, что ты меня не ждал, Гарри, но не думала, что одета слишком парадно. И ты живешь в этом?
– Элейн, – выдавил я из себя. – Ты жива?
– Я ожидала комплиментов получше... впрочем, могло быть и хуже, – она остановилась у входа на кухню и посмотрела на меня. – Да, Гарри, я жива, – на лице ее промелькнуло какое-то подобие любопытства. – И что ты чувствуешь?
Я опустился на диван, хрустнув наваленными на него бумагами. Потом убрал изготовленную к испепеляющему броску энергию в жезле, и его сияние померкло, оставив комнату в темноте. Какая разница – я все равно видел ее перед глазами.
