Макбрайд Стюарт - Дом плоти
«У меня странное ощущение, — говорит Джеймс. — Я написал эту книгу, чтобы пережить события 1987 года, когда были убиты мои родители и началась охота за Мясником. Я чувствую неловкость из-за того, что всплеск интереса к моей книге подстегнут смертями многих людей».
Джеймс Маклафлин (26 лет) выжил после встречи с Мясником. Выжил и его единственный друг детства — Ричард Дэвидсон. Прежде чем исчезнуть, Мясник приготовил детям обед на кухне, залитой кровью родителей Джеймса.
К автору из Абердина уже обращались продюсеры из Голливуда…
БОЛЕЕ ХУДОЙ — ПОБЕДИТЕЛЬ
На соревнованиях в Данди победили две девушки — Морин Тейлор и ее сестра Сандра…
«Никогда не думала, что у нас это получится, — сказала Морин (25 лет), — но нас многие поддерживали, и я рада сообщить, что деньги, перечисленные на наш счет, послужили хорошему делу. Однако у нас впереди еще большая работа», — пошутила она.
Сандра (23 года), которой в шесть лет поставили диагноз диабет, была счастлива.
«Я никогда не гордилась своим внешним видом, — призналась она, — но сейчас чувствую себя куда более уверенной».
В будущем девушки собираются сбросить еще по десять килограммов каждая.
МЯСНИК
Каннибальские ужасы
Эксклюзив от Колина Миллера
Как выяснилось, наши сограждане ели человечину. После того как в контейнере на корабле были найдены замороженные останки, медики пришли к заключению, что человечина попала в пищевую цепочку.
Полиция выяснила, что мясо в контейнер поступило из мясной лавки Макфарлейна (Холберн-стрит), где, как стало известно, работал Кен Вайзмен.
Он был осужден за убийство Яна и Шарон Маклафлин в 1990 году, но вышел через десять лет, подав апелляцию. Вайзмен всегда все отрицал…
14
Горячая вода слегка притушила похмелье, вызванное переизбытком пива и водки. Логан стоял, прислонившись лбом к относительно прохладной стене, и позволял душу окатывать его горячей водой. О чем он, черт побери, думал? «Летние ночи» мало подходили для того, чтобы петь дуэтом с Робертой Стил, вне зависимости от того, до какой степени ты нажрался… Зад у него все еще болел от щипка инспектора во время страстного финала. У этой женщины пальцы как гребаные кусачки…
Визгливый звук телефона нарушил наполненный паром мир ванной. Логан крикнул телефону «Убирайся!», но аппарат продолжал верещать и замолчал, только когда включился автоответчик.
Логан навострил уши, пытаясь разобраться, кто звонит, но тут звон возобновился.
— Господи, да что же это такое…
Он обернулся полотенцем, оставляя мокрые следы, прошел в гостиную и схватил трубку:
— Что?
От голоса инспектора Инша у него едва не лопнули барабанные перепонки.
— Ты должен был быть на работе несколько часов назад!
— У меня сегодня выходной. И завтра тоже. Я работал без выходных…
— Слушай меня, сержант, и слушай хорошенько. Ты хочешь работу с девяти до пяти с понедельника по пятницу? Так иди в гребаную контору. Ведь ты — офицер полиции!
Логан закрыл глаза и попытался сосчитать до десяти.
— Алло? Ты там?
— Да, сэр.
— Отлично. Тут нам позвонил твой старый приятель, Ангус Робертсон.
Логан застыл:
— Что надо этому говнюку?
— Говорит, у него есть информация о Вайзмене. Сказал, что разговаривать будет только с тобой.
— Круто. Но я не хочу с ним разговаривать. Этот ублюдок пусть гниет в…
— Давай тащи свою задницу в участок, мы отправляемся в Питерхед, нравится это тебе или нет.
В джипе инспектора невыносимо воняло псиной. Люси, спаниель и источник этого аромата, лежала на старом одеяле, постеленном на решетку между багажником и задним сиденьем; пока Инш вез их по шоссе А90 к тюрьме Питерхед, собака храпела и ворочалась. Логан сидел на пассажирском сиденье, Алек сзади возился со своей камерой.
— Итак… — Алек воткнул пару радиомикрофонов, — я знаю, это должен быть разговор тет-а-тет, но как ты думаешь, вдруг Робертсон разрешит мне всё снять?
Логан мрачно обозревал пробегающие мимо пейзажи.
— Все равно это чушь собачья. Он мерзкий, невежественный маленький засранец, он ничего не знает. Мы только зря теряем время.
Алек наклонился вперед, сунув голову между пассажирским и водительским сиденьями, — у него это ловко получалось.
— Но он же Мастрикское Чудовище! Это же блестящая возможность для документального фильма. Давай я немного поснимаю, когда мы туда приедем? Вспомним события, поясним, почему он согласился говорить только с тобой…
— Нет.
— Да ладно тебе, пожалуйста! — Оператор повернулся к Иншу в поисках поддержки. — Инспектор, вы понимаете, что такое драматизм повествования…
Инш только прорычал:
— Заткнись и пристегни ремень безопасности. Последний раз говорю!
— И с чего вдруг у Робертсона появилась информация насчет Вайзмена? Почему мы должны верить тому, что он скажет? — спросил Логан.
— Потому что они почти год сидели в одном крыле. — Инспектор уже начал краснеть, но Логану было наплевать.
— Это не значит, что они были друзьями!
— Ты никак не сечешь, верно? — окрысился Инш. — Ты настолько застрял в своем маленьком мирке…
— Этот мудак нанес мне двадцать три ножевые раны; я умер на операционном столе! — Логан обхватил себя руками и уставился в окно. — Очень жаль, если вы не считаете меня рациональным, но такого рода вещи могут здорово испортить день.
В машине повисло неловкое молчание. Джип проезжал мимо зелено-коричневых пейзажей, среди которых изредка попадались цветовые пятна, отмечавшие места, где люди погибли в дорожной аварии.
— Слушай, я понимаю, тебе нелегко, но ведь это произошло шесть лет назад. А Вайзмен сейчас на свободе и убивает людей. Так что мы не можем пренебрегать помощью, какой бы она ни была.
Здание тюрьмы Питерхед красивым назвать было нельзя: старомодный викторианский кусок кирпича в колючей проволоке, дом для трехсот двадцати самых злостных преступников, обвиненных в изнасиловании и убийствах; в любой другой тюрьме их забили бы до смерти, и среди них был Ангус Робертсон.
Логан вышагивал по маленькой комнатке, на двери которой значилось «Терапия-3». Стараясь сдержать эмоции, он вытер потные ладони о джинсы. Черт, до чего же здесь жарко, хоть и окно открыто…
Он повернулся и посмотрел наружу сквозь решетку. Видеть отсюда можно было высокую стену с армированной колючей проволокой, уложенной наверху фестонами, южный волнорез гавани Питерхед и за ним — Северное море: темно-серая вода с белыми гребешками, небо цвета старого цемента, и между ними чайки, лениво выделывающие круги в ожидании прибытия рыбацких лодок, которые в последние годы появлялись здесь все реже и реже.
