Ила Опалова - Криминальная фантастика (сборник)
— Лавальер, Лавальер, дура, ты дура, за каким чертом ты поперлась в сквер? — запричитал Александр, поворачивая и ощупывая лежащего. — Может, тебе захотелось быть изнасилованной? Что ты наделала, Лавальер? Что я наделал!? — он дрожащими пальцами убрал со своего лба челку и стер рукавом прозрачные капли пота, продолжая бормотать: — Инстинкт защитника — это атавизм. Не в первобытном обществе живем, женщин избыток… — у него тряслись губы, и он умоляюще, как теленок, посмотрел на Лизу. — Что мне делать, Лавальер? Этот поддонок не дышит!
У Лизы от жалости и беспомощности выступили слезы. Она вытянула ноги из-под лежащего тела и встала на колени. Еще несколько минут назад, приготовившись умереть, девушка считала, что ничего страшнее уже не будет, и вот она согласна раз десять погибнуть, только бы не видеть потерянных глаз Александра и не знать, что он несчастен.
— Может быть мне сказать, что это я ударила этого человека? — тихо спросила она, мучаясь чувством невыносимой вины.
— Кто ж тебе поверит? — горько усмехнулся Ежов.
— Тогда я скажу, что на меня напали, кто-то помог, а кто, не знаю… Вы уходите поскорее, а я вызову врача, — робко предложила Лиза.
— А это ход! — Александр оживился.
— Я не понял, что здесь происходит? — услышали они мужской голос и подняли головы.
Рядом стоял милиционер и внимательно смотрел на лежащее тело.
— На меня напал этот мужчина, я позвала на помощь, кто-то… — начала было объяснять покрасневшая до кончиков ушей Лиза, но Ежов не дал ей договорить.
— Я увидел, как этот мерзавец тащит девочку, подбежал и ударил ублюдка.
— Ну, это ты, брат, перестарался, — сказал милиционер, опустившись на корточки. и прижал палец к сонной артерии лежащего. — И чем это ты его долбанул?
Александр потеряно обвел глазами вокруг, на мгновение зацепился за лежащий на земле сверток и сказал:
— Рукой, — и сжал для убедительности кулаки, кувалдами легшие на колени.
— А это что? — подозрительно спросил милиционер, указав на сверток.
— Это девочка уронила, — поспешил сказать Ежов и умоляюще посмотрел в глаза Лизе.
Она подавлено помолчала и заторопилась:
— Да, это мое. Я еще пакет потеряла, в нем мои ботинки. Вот он.
Девушка встала на ноги и вынула из пакета, смущаясь, разбитые туфли, затем положила их назад и вместе с ними сверток, к которому у милиционера, после взгляда на старые туфли, пропал интерес.
Милиционер поднялся с корточек, машинально отряхнул колени и сказал:
— Едем в отделение. Я вызываю «скорую помощь» и дежурную машину.
Уже в милицейской машине Лиза, испуганно посмотрев в убитые глаза Ежова, тихо спросила:
— А что?..
— Научная ценность, — понял ее вопрос Александр. — Хотел с ней поработать. Если пропадет, я должен буду заплатить такие деньги, каких у меня нет.
И лицо его замкнулось безнадежностью.
А Лиза крепко прижала к себе пакет. Александру не нужны ее жалость и ее жизнь. Тогда она сделает то, что для него важно: сбережет научную ценность.
Как же найти ему хорошего адвоката?
* * *За окном бился ветер, золотым колоколом качался свет. Его длинный язык то проникал в комнату, то выскакивал, погружая ее во тьму, словно слизывая все, встретившееся ему на пути.
Раньше этот неисправный фонарь не мешал Лизе спать. А тут, искрутившись, она откинула одеяло, и, поежившись, подошла к столу. Настольная лампа прозрачным леденцом осветила темную рукопись.
Скрипнула дверь, и Лиза вскинула глаза: на пороге стояла бабушка в залатанном фланелевом халате, над ее приглаженными волосами ободком стояли очки.
— Ты что не спишь, Лизанька? Голова будет болеть.
— Бабуль, ты тоже не спишь, — мягко ответила Лиза.
— Так я от старости, деточка. Что ты такое интересное читаешь?
— Сама не знаю, — ответила Лиза. — Написано русскими буквами, но нет ни одного понятного слова.
— Значит, зашифровано, — сказала бабушка, как о чем-то обыденном, и уселась в соседнее кресло.
— Но зачем? И как это расшифровать? Вот смотри: слово из одной буквы — это союз или предлог, а здесь часто встречается одиночное «ж», перед которой нет запятой…
— Значит, это союз «и», — сказала бабушка и продолжила: — Одно время у нас, детей, была мода на зашифрованные тексты. Уж не знаю, откуда это пошло, может после чтения Конан Дойла. Помнишь его «Пляшущие человечки»? Может, из — за прошедшей войны. Мы любили играть в шпионов-разведчиков. Так вот, у нас с подругами был такой шифр: мы взяли первую главу «Евгения Онегина» и пронумеровали все буквы. Например, слова «мой дядя». Буква «м» — один, «о» — два, «й» — три, «д» — четыре и так далее. Потом переложили это на алфавит. Так «м» стала «а», «о» стала «б», «й» — «в», а буква «д» стала «г»… Тут главное — знать текст, который стал ключами к шифру.
Лиза помолчала, раздумывая, и воскликнула:
— Бабуля, а ведь ты, похоже, права: «ж» это «и». Вот ключи — молитва: «Отче наш, иже еси», лежит прямо в книге. Но почему ее не убрали? Ведь это глупо: загадывая загадку, тут же говорить отгадку.
— Может автор и не хотел, чтобы это было тайной. И неизвестно, что тогда случилось. Да что гадать! Прочитай и поймешь, — бабушка, надев очки, взяла в руки манускрипт, перелистнула несколько страниц и сказала: — Женский почерк. В железо упаковали! — и, удивленно покачав головой, подняла очки на волосы.
— Бабуль, зачем тебе ночью очки? — лукаво поинтересовалась девушка.
— Я забываю их снять, — бабушка улыбнулась морщинками. — Память худая стала. Детство отчетливо помню, а вчерашний день, порой, как кто-то стирает… Как новые ботиночки?
— Все ты помнишь, бабуля! — воскликнула Лиза — А ботиночки удобные, хоть танцуй.
— Вот и хорошо, — удовлетворенно закивала бабушка, — Скоро операцию тебе сделают, Бог даст, затанцуешь. У тебя же талант был, ты лучше всех была в танцевальной студии.
— А на операцию много надо денег? — тихо поинтересовалась Лиза.
— Много. Но у нас они есть. Деньги, оставшиеся после твоих родителей, я положила на счет в золоте и не прогадала. За десять лет золото подорожало, и инфляция нас не коснулась. И вашу квартиру я все время сдавала, а деньги клала на валютный счет. Так что на операцию хватит, не волнуйся. И на твое образование тоже.
— А зачем нам вторая квартира? У нас же есть твоя… И может, мне не нужна операция? А на образование деньги вообще не понадобятся: меня приняли на бесплатное отделение. Я же умная, — в голосе девушки горьковатой самоиронией скользнула грусть.
Бабушка с пытливой печалью посмотрела на внучку, машинально потерев левую сторону груди, поднялась и подошла к окну, чтобы задвинуть шторы.
