Михаил Акимов - Фрэнки Ньюмен против Виртуальности
Опять выручает чтение книжек.
— Если вдруг шторм, — уже просто воплю я, — рубить её к чёртовой матери! Немедленно проверить, лежат ли возле неё топорики и сейчас же доложить!
— Будет исполнено, сэр! — он в испуге убегает.
Он, конечно, не вернётся и не доложит — такое у меня через каждые пять минут. Никто не возвращается и не докладывает, зато все при работе. Лихорадочно думаю, кого бы загрузить ещё. Как назло, на палубе кроме рулевого никого нет. Ага!
— Рулевой!
— Слушаю, сэр!
— Какие у нас румбы?
— Вчерашние, сэр!
— Так, — мягко и с садистской улыбкой констатирую я и тут же рявкаю:
— Почему не сегодняшние? Шкипе-е-р!
Прибегает шкипер, но, по-моему, другой, хотя процедура та же: руки по швам, глаза навыкате.
— Слушаю, сэр!
— Что за бардак на нашей шлюпке? — вкрадчиво спрашиваю я. — Почему плывём по вчерашним румбам?
После этой фразы мы все трое в растерянности. И тут я ещё кое-что вспоминаю.
— Свистать всех наверх! — приказываю я.
Рулевой со шкипером тут же свистят и убегают. Я иду по палубе.
Никто не прибежит, и этих двоих увижу не скоро. Такое тоже было. Поэтому у меня много времени. Я смотрю на море.
Знаете ли вы что-нибудь про море? Да-да, вы правы, многие замечательные писатели про него уже рассказывали. И многие потрясающие певцы про него пели. И вы думаете: «Что тут ещё можно добавить? И что интересного может сказать Эдвенчер»? Согласитесь, подумали так?
А зря. Ни Жюль Верн, ни Майн Рид, ни Александр Грин, ни даже Станислав Лем не знали того, что знаю я. Почему я про Лема сказал «даже»? Потому что он — единственный, кто понял, что море — простите, у него «океан» — живое. Да, и не на Земле, а на Солярисе. Ну, и пусть. Всё равно — он ближе.
А лучше всех про море знаю я. И сейчас вам расскажу. Нет-нет, вы потерпите немножко, ручаюсь, это будет не так скучно, как вы думаете!… Что? Там Клара у пиратов и полуобнажена, а этот философствовать собрался? Знаете, с вашей стороны не очень-то тактично напоминать мне об этом. Это только в книжках так бывает: раз — и освободил; раз — и всех победил… А в жизни? Один мой знакомый 27 лет ждал, когда сможет жениться на той, которую любил с молодости. А она выходила замуж несколько раз, и всё не за него. Была поэтапно девушкой, женщиной, матерью, бабушкой — и всё — не его. А вот он дождался-таки, и полгода назад женился на ней. Оба счастливы — не пересказать! Конечно, думаете: книжный пример! Бросьте вы, это же я вам рассказываю. Неужто мне не верите?
… Вот теперь вы правильно меня поняли. Я пытаюсь болтать обо всём, чтобы только о Кларе не думать. Чем я реально сейчас могу ей помочь? А кто ей Доусон? Послушайте, не бередите мои раны. Очень прошу.
Так я о море. Оно действительно живое. Встаньте на берегу, и вы услышите, что оно с вами разговаривает. Ну да, вы не можете понять, о чём. А ваш годовалый ребёнок вас понимает? А теперь прикиньте, сколько лет вам, а сколько — морю… Так кто вы для него?
И на карте всё неправильно. Вы на неё посмотрите: океаны — Тихий, Атлантический, Север… — чушь. А потом ещё моря — там вообще названий не пересчитаешь. Двойная чушь. Чушь в кубе. В степени. В….
Море — одно. И тому, кто про него ни черта не знает, кажется, что оно бывает разным. Вот сегодня ласковое, а завтра — грозное… Снова чушь. Просто у него каждый миг другое настроение. Вот и всё. Но нет в мире ласковее существа, чем море. Опять не верите? А вы лягте на берегу в штормовое море — оно будет вас ласкать… Что? Бьёт волной и швыряет камешками? Вот чудаки! Так это ж оно с вами играет! Только не суйтесь в него на глубине: оно не терпит, когда мы вмешиваемся в его, для нас совсем непостижимую жизнь… Очень хорошо лечь на песок головой к нему и шептать про свои сокровенные тайны… Оно это любит и никогда никому не выдаст. Зачем это делать? Глупый вопрос: вы же после этого станете для него родным! А потом…
…Простите, я тут, прогуливаясь по палубе, возле пушки наткнулся на тело канонира. Нет, оно не мёртвое, а пьяное — бардак на моём корабле.
Так вот, дальше. Кроме меня про море ещё неплохо знает Кончаловский. В его фильме про Одиссея есть потрясающая сцена. Истосковавшаяся по Одиссею Пенелопа считает, что её муж погиб в море, поэтому приходит на берег и ложится на песок, открыв морю вагину. И море заходит в неё своими волнами. Потому что оно — доброе и всегда помогает.
Вот и сейчас оно не собирается штормить, потому что… Потому что знает, какой я капитан и какая у меня команда; нам и без шторма скоро будет нелегко: пиратский корабль уже виден и без подзорной трубы, несётся к нам, и через пару часов кому-то будет плохо.
Я мчусь в свою каюту за саблей: реальный я представления не имею, в какую сторону надо ею махать, но я же прошёл через виртуализатор!
— Эй, вы, дети свиньи! Помесь черепахи с кашалотом! — ору я. — Ублюдки старой крысы от верблюда! Живо наверх!
Вот что значит рык капитана! В момент вся эта пьяная братия трезвеет и послушно выскакивает с нижней палубы.
— Куда? — свирепею я и без счёта наношу удары рукояткой сабли по головам, одновременно щедро раздавая пинки. — Ползком! Ползком, щучьи дети! Вдоль бортов! Они не должны знать, сколько нас! Притаиться и ждать! И пусть только хоть одна каракатица посмеет поднять голову над бортом — вмиг снесу!
— Открыть пушечные порты! — слышу чёткий и уверенный голос ещё недавно в усмерть пьяного канонира.
— Не сметь! — реву я. — Никаких пушек! Корабль топить нельзя! Будем драться в рукопашную! Зарядить пистолеты! Приготовить кортики! Всем ждать!
На этом ресурс моих эмоций заканчивается и следующую фразу произношу уже почти по-человечески:
— Слушайте, так у меня всё-таки есть шкипер?
— Так точно, сэр! — отзываются сразу трое.
— Так поставьте хоть кого-нибудь к штурвалу! А то ведь плывём чёрт знает куда!
— Будет исполнено, сэр! — рявкает трио голосов. — По каким румбам прикажете плыть?
Я отмахиваюсь, что можно понять и как «отстаньте» и как «по каким угодно».
Не знаю, как моя команда, а сам я ужасно волнуюсь. Что за чёрт? На компьютере я проходил эту стадию 14 раз. С первого раза до последнего со стопроцентным успехом. А сейчас меня даже трясёт.
Пиратский корабль уже совсем близко, и я могу разглядеть на нём почти всё: и «Весёлого Роджера», и зверские лица пиратов, и отвратительную рожу атамана… Не вижу только Клару. Вот дьявол: их корабль тоже трёхмачтовый! Которая из них — грот? Тут меня осеняет.
— Шкипер!… Вот ты, который слева… Почему у нас грот-мачта покосилась?
Я прослеживаю направление его взгляда. Ага, значит, эта: средняя и самая высокая. Раздражённо машу рукой на его недоумённое «Никак нет, сэр!», хватаю подзорную трубу и смотрю. Вот она. Клара. Ох, да твою же в тридцать блейнов через восемь джейсонов в центр Млечного пути! Она и в самом деле полуобнажена!
