Рикэм-бо «Стерегущий берег» (СИ) - Кротков Антон Павлович

Джордж Габор расположился на корме. Писатель сидел в раскладном парусиновом кресле и читал. На ступнях его привычно устроился лабрадор. Пёс дремал и ворчал во сне. Возле борта пожилая чета упражнялась в обращении с громоздким фотоаппаратом. По виду путешествующие пенсионеры, они с детским азартом снимали, всё, что попадалось им на глаза. В конце концов, двое благообразных старичков заинтересовались собакой и попросили разрешения снять и её. Попутно возникла беседа, темой которой с самого начала стала собака Габора. Ещё полчаса болтали о всякой всячине, главным образом о погоде, о том, как им понравилось на острове. Потом Габор начал уставать. Ему снова захотелось остаться наедине с собой. Больше всего он опасался, что собеседники каким-то образом прознают, что он литературная знаменитость и уж тогда провинциальная дама вцепится в него по-настоящему. Её флегматичный муж такого опасения в писателе не вызывал. Он в основном соглашался с женой, кивая и поддакивая. В какой-то момент дама внимательно посмотрела на Габора. Чтобы избежать разоблачения и сбросить интерес к собственной персоне Джордж поинтересовался:

— Вы из Калифорнии?

— Нет, мы всю жизнь прожили в маленьком городке в Монтане.

— А чем вы занимались?

— Он был школьным учителем, — ответила за мужа дама. — Я посвятила себя ему и детям. Если бы не наши мальчики, которые подарили нам это путешествие, мы бы так и похоронили себя в той дыре, не повидав мира. Не увидели бы океан.

— Но зачем ты так, Клара! — миролюбиво возразил супруге пожилой джентльмен. — Ты же любишь наш город и дом.

Престарелая леди метнула на него взгляд строгой учительницы.

— Мой муж всегда не соглашается со мной, — сказала она таким тоном, как будто супруг сделал непростительную ошибку.

Чтобы сгладить трещину во взаимоотношениях парочки и завершить разговор на приподнятой ноте Джордж предложил сфотографировать их.

Пожилая чета вернулась к перилам, взялась за руки и уставилась в объектив, ожидая команды улыбнуться. Палуба под ногами слегка качнулась. Габор снова поднял камеру, и вдруг в видоискателе появилось ещё что-то за спинами стариков. Сначала Габор принял это за оптическую иллюзию, вызванную некачественной оптикой дешёвой камеры. Но когда поднял глаза, камера выпала из его рук.

— Там! — писатель протянул руку, указывая перед собой. Казалось, его голос надломился. Улыбка сползла с лица пожилой дамы, когда она увидела искажённое, мгновенно побледневшее лицо мужчины. Женщина обернулась.

— Иисусе! — заплакала пожилая леди. Она схватила руку мужа и прижалась к нему. Её спутник потрясённо пробормотал что-то невнятное и крепко обнял жену. Неподалёку завизжала какая-то молодая женщина. Вскоре крики ужаса слились в один вой.

Последовал чудовищный по силе удар. Казалось, в борт судна ударила сорвавшаяся с небес исполинская кувалда. Паром накренился, но затем выровнялся. Габор вместе с потоком пассажиров поспешил туда, где находились спасательные шлюпки. Пока он бежал корабль потряс новый удар — гораздо более разрушительный, чем предыдущий. Раздался оглушительный треск, он шёл из-под палубы, из корабельного чрева. Чьи-то руки протянули Джорджу спасательный жилет. Он быстро стал надевать его, бормоча благодарственную молитву. Едва дрожавшие пальцы справились с застежками, судно переломилось надвое. Передняя часть резко нырнула и скрылась под водой. Тут началось безумие. Вокруг крики, грохот бегущих ног, вопли и стоны. Джорджа сбили с ног. Чья-то нога в женской туфле с острым каблучком наступила ему на щёку. Он сжался и прикрыл голову руками, а по нему продолжали ходить. В глазах Джорджа потемнело, он ощутил во рту вкус крови. Кое-как мужчина сумел подняться и заковылял к борту. Корма быстро погружалась. До того, как палуба встала дыбом, писатель успел перевалиться через ограждение и полетел вниз.

Габор вынырнул на поверхность, выплёвывая солёную воду и мазут, и поплыл к ближайшей шлюпке, уже перегруженной пассажирами. Он ухватился за её борт, не в силах вскарабкаться внутрь. Его стали бить по рукам, но он в ужасе продолжал цепляться. И тогда последовал сильный удар чем-то тяжёлым по голове. Скорее всего, это было весло. Невероятно, но удар не размозжил ему череп и не отправил на дно в бессознательном состоянии. Ослепший и оглохший, Джордж бешено замолотил руками, цепляясь за воду, как перед этим цеплялся за уходящую из-под ног палубу. И вдруг он почувствовал преданную опору под руками. Сократ! Верный пёс, потеряв хозяина в толпе, нашёл его.

Отовсюду неслись крики и мольбы о помощи. Чувства вернулись, а с ними новая волна ужаса и отчаяния. Обломков корабля видно не было. Шлюпки же качались далеко в стороне. Тут Габор заметил молодую женщину на обломке доски. Одной рукой она цеплялась за обломок, а другой прижимала к себе колыбель с младенцем. Появился мужчина, сбросил их в воду, а сам взгромоздился на доску и погнал её в сторону лодок.

Габор поспешил к женщине, ведь на ней не было спасательного жилета. До них было метров триста. Можно было не успеть. Джордж ласково потрепал Сократа по холке.

— Давай, мальчик! Спасай малыша.

Пёс посмотрел на него преданными глазами и заскулил.

— Ничего, за меня не волнуйся, твой старик благодаря этому жилету непотопляем.

Лабрадор быстро уплыл вперёд. Джорд поплыл следом, но выдохся примерно на середине пути. Он был слишком грузен, дряблые мышцы не привыкли к серьёзной физической работе. В изнеможении писатель перевернулся лицом вверх, распластался на воде, раскинув налившиеся свинцовой тяжестью руки и ноги; прикрыл глаза, чтобы солнце не так слепило. Показалось, будто что-то прошло под ним: его подняло и опустило, словно на волне. Но море было спокойно.

Мужчина быстро перевернулся. Что-то огромное кружило вокруг, скрываясь под водой. Габор закрутился волчком. Он был мужественным человеком, в своей жизни он не раз оказывался на волосок от гибели и даже перед взводом расстрельной команды не спасовал бы. Но открывшееся перед ним зрелище заставило его затрепетать от ужаса. Вытаращив глаза, с перекошенным лицом мужчина следил, как смерть приближается — не торопясь, играя, заставляя кровь леденеть в его жилах.

Те, кто угрожал в анонимном письме устроить писателю самую страшную на свете казнь, слов на ветер не бросали. В последний момент мужчина вспомнил о кольте, с которым не расставался в последнее время. Боясь не успеть, мужчина сунул пистолетный ствол себе в рот и нажал на спусковой крючок.

Патрульный дирижабль L-14 32-й отдельной эскадрильи ВМФ был привлечён к работам по поиску пропавшего парома на второй день операции. Экипаж воздушного судна составляли два человека. Первым пилотом был лейтенант Эрнест Каду, вторым пилотом мичман Эндрю Адамс. Бортмеханик Рэйли Анлайк остался на земле: ему объявили, что машина итак перегружена.

Во время войны дирижабли этой эскадрилья, способные зависать на месте, опускать в воду гидрофоны и многие часы находиться в воздухе, активно использовались для борьбы с германскими и японскими подводными лодками. Моффет-Филд, крупнейшая база аппаратов легче воздуха в Калифорнии, располагала аэродромом на острове Трежер-Айленд в заливе Сан-Франциско. Именно оттуда главным образом поднимались дирижабли, патрулируя побережье в поисках вражеских субмарин. На случай встречи с врагом аппарат L-14 снабдили пулемётом «Браунинг» и двумя 160-килограммовыми глубинными бомбами.

Но и после войны для дирижаблей регулярно находилась работа. Прибыв в район поисков пропавшего парома уже в сумерках, экипаж вскоре радировал, что они хотят проверить подозрительное масляное пятно на воде. Последними словами аэронавтов были: «Там что-то странное. Снижаемся. Остаёмся на связи».

По свидетельствам очевидцев, L-14 кружил над пятном довольно долго. Моряки с рыболовного судна «Мэри Грей», тоже принимающего участие в поисках, и с эсминца «Бенсон» наблюдали, как аэронавты обшаривали море поисковым прожектором и бросали осветительные бомбы. Пытаясь что-то рассмотреть, они то и дело опускались очень низко над водой. Потом луч прожектора вдруг исчез, дирижабль резко набрал высоту и, не выходя на связь, полетел в сторону берега вместо того, чтобы продолжать патрулирование.