Даниэль Клугер - Дело о вещих снах
Привратник находившегося по указанному адресу особняка сказал ему, что никакой Иштарит Ган-Цадек здесь нет и никогда не было и что особняк этот принадлежит некоему господину по имени Наби-Цадак.
Ницан озадаченно поскреб затылок. Возможно, конечно, что Иштарит Ган-Цадек, уволившись, назвала первый попавшийся адрес, не желая по каким-то своим причинам, чтобы ее бывшие работодатели знали, где ее можно найти.
Он поинтересовался у привратника, смотревшего на сыщика с плохо скрываемым недовольством, может ли он переговорить с хозяином дома?
– Нет, – ответил привратник, – господин Наби-Цадак отсутствует. Когда вернется? Этого никто не знает.
Он резко захлопнул дверь.
Ницан решил дождаться господина Наби-Цадака. В конце концов, может быть, он знает, где искать бывшую служительницу Дома призрения. Перейдя на другую сторону улицы, сыщик сел за столик у окна в уютном небольшом кафе. Хозяин дремал за стойкой и не проявлял к случайному посетителю никакого интереса.
Спустя примерно полчаса на улице появился роскошный «рахаб-200», сверкавший на солнце, словно погребальная колесница Президента республики. Во всяком случае, в представлении Ницана президентская погребальная колесница должна была выглядеть именно так. Из машины вышел человек невысокого роста в ослепительно-белой хламиде, подбитой золотым шитьем. Ницан присвистнул, на что тотчас отозвался Умник, выдавший ему пузатый бокал финикового крепкого.
Прежде, чем войти в дом, бело-золотой господин (Ницан не сомневался, что видит именно Наби-Цадака) осмотрелся по сторонам. Ницан нахмурился. Этот человек был ему определенно знаком. Но откуда?
Наби-Цадак скрылся за дверью. Ницан задумчиво допил вино и неторопливо двинулся к выходу.
Хозяин кафе открыл один глаз.
– Что-нибудь выпьете? – спросил он хриплым от сна голосом.
– Я не пью, – ответил Ницан. – Вообще, – и вышел на улицу.
Здесь он некоторое время постоял у живой изгороди напротив подозрительного дома. И тут ему в глаза бросилось нечто, поначалу незамеченное.
Под самой крышей роскошного особняка красовалось рельефное изображение Высшего Судьи праведного – божества с сурово нахмуренными бровями, держащего в руках два изогнутых меча.
4.
– Ты мой должник, – сказал Лугальбанда раздраженно. – Я перелопатил эти чертовы сны. От начала до конца. Так, наверное, ни один жрец-толкователь из храма Эрешкигаль Милосердной или Нергала – Повелителя снов в жизни не перелопачивал... Или перелопативал?.. – он махнул рукой. – В общем, неважно.
Ницан, сидевший в кресле для посетителей напротив монументального письменного стола эксперта, поклонился и признательно приложи руку к груди.
Лугальбанда фыркнул.
– Но выглядишь ты замечательно, – сказал Ницан. – Даже, как будто, помолодел. Честное слово!
– Хватит болтать! – рявкнул Лугальбанда. – Я тебе что – перезрелая вдовушка, которую ты пытаешься охмурить?!
– Если ты имеешь в виду вдову Нурит Барроэс, так она ничуть не перезрелая, – заметил сыщик.
– Короче! Ты хочешь знать, что мне удалось выяснить?
– Конечно, хочу!
– Так вот, – сказал маг-эксперт. – Смертельную опасность действительно символизирует белый всадник, на этом сходятся все школы толкователей. Но! В том сне, который видел покойный, уздечка черная.
– И что же? – спросил Ницан. – Верно, черная. Я же тебе говорил!
– Погоди, это не все, – сообщил Лугальбанда, усаживаясь в кресло. От его движения мантия взвихрилась несколькими спиралями. – Так вот. Сама по себе эта деталь всего лишь предупреждает об осторожности в толковании. Дескать, знак тебе послан, но будь осторожен, все не так просто… Но есть и еще одна деталь. Помнишь красный наконечник копья?
– Помню. И что же?
– Знак подлога, – ответил Лугальбанда. – Как я уже и говорил тебе. Ложный сон. Вспомни – уздечка не всегда была черной. Она становилась таковой на несколько мгновений. Одновременно острие копья делалось красным. И только в этот момент лицо всадника обретает конкретные черты.
– Черты господина Ошеа Бен-Ари… – медленно произнес сыщик. – Вот оно что… Значит, покойный действительно имел дело с фальшивыми снами?
– Ну, конечно, – проворчал Лугальбанда. – Надеюсь, ты кое-что помнишь из учебного курса?
– Еще бы! – соврал Ницан с важным видом.
– В таком случае, ты должен знать, что фальшивый вещий сон, сон-обманку, навести может только очень хороший маг. Это ведь не просто наведенное сновидение, это работа высшего, так сказать, класса. Такая работа, которую обычный профессиональный толкователь примет за подлинную и не сразу раскусит. Но! – маг-эксперт торжествующе поднял указательный палец. – Но даже ему не по силам сделать точную копию истинно вещего сновидения! Какая-то деталь все равно укажет сновидцу на ложность пророчества. Чаще всего эта деталь – кульминационная. Иными словами: в фальшивом сне непременно какая-то мелочь укажет на ложность именно того, ради чего сон наводился. Вот она, тонкость! – Лугальбанда возбужденно потер руки. – Вот она, высшая справедливость магического искусства!
– То есть, в момент, когда сон указывал на Ошеа Бен-Ари как на источник смертельной опасности, тут же появлялось предупреждение о ложности именно этого указания? – недоверчиво спросил Ницан. – То есть, в фальшивом сне непременно присутствует указание на ложность именно того сообщения, ради которого сон наводился?
– Совершенно верно! – воскликнул Лугальбанда с торжествующей улыбкой. – В этом-то все и дело!
– И у мага нет никакой возможности замаскировать эти разоблачающие детали?
– Есть, разумеется, – ответил Лугальбанда. – Можно использовать заклинание, которое не изменит эти детали, но заставит человека забыть их. Можно воспользоваться другим заклинанием – меняющим одни детали на другие, так что неопытный толкователь просто не успеет зафиксировать указание. Можно…
– Стоп! – Ницан поднял руку. – Ничего этого не было?
– Не было, – Лугальбанда кивнул. – Иными словами, мага не очень заботило… – он замолчал на мгновенье, потом сказал: – Знаешь, мне кажется, что он не просто не скрыл указание на ложность сна – но как будто усилил это указание. Во всяком случае, время, в течение которого можно разглядеть черную уздечку, красное копье и лицо всадника, существенно увеличено. Мало того: даже в этих дрянных копиях они видны четче всего остального. Странно, да, странно… – Лугальбанда снова замолчал, потом махнул рукой. – Словом, Ошеа Бен-Ари не имеет отношения к смерти господина Шу-Суэна Барроэса.
– А то я этого не знаю! – расстроенно воскликнул Ницан. – Я это знаю прекрасно – ведь господин Ошеа, увы, тяжело больной человек. Уже лет двадцать разум его находится в отрыве от тела, то есть, часть души блуждает по неведомым мерам… то есть, я хочу сказать, два десятка лет назад ему крепко вдарили по башке, после чего господин Ошеа Бен-Апсу лишился ума и превратился в самое что ни на есть растение, за которым ухаживают жрецы храма Эрешкигаль Милосердной.
