Дэвид Хартвелл - Научная фантастика. Ренессанс
Он, естественно, сможет использовать все это в качестве испытательного стенда своей теории. Нужно учиться у наших ближайших генетических соседей. Тогда человеческий род узнает себя и люди станут сами себе хозяевами. Он выстроит императивы на основе поведения шимпанзе, но продвинется гораздо дальше — к истинной, глубокой социоистории.
— Я тебя не понимаю, — сказала за обедом Келли.
— Но они так похожи на нас! — Леон опустил ложку. — Мы — талантливые шимпанзе. Какое ценное знание! Мы, возможно, сумеем научить их работать на нас, делать что-то по хозяйству, например.
— Не хотелось бы мне, чтобы они перевернули вверх дном мой дом.
Взрослый человек весит немногим меньше шимпанзе, но человек гораздо слабее. Шимпанзе может поднять в пять раз больше сильного мужчины в хорошей физической форме. А масса человеческого мозга в три-четыре раза превышает массу мозга шимпанзе. У младенца пары месяцев от роду мозг уже крупнее, чем у взрослого шимпанзе. Кроме того, у людей иная структура мозга.
Но все ли это? Дайте шимпанзе мозг побольше, дайте им речь, снизьте уровень тестостерона, нагрузите их комплексами и запретами, наведите лоск с помощью бритвы и ножниц, научите твердо стоять на ногах — и получите роскошную модель шимпанзе, который будет выглядеть и вести себя совсем как человек. Такой запросто пройдет в толпе, не привлекая к себе внимания.
— Видишь ли, я считаю, что они достаточно близки к нам, чтобы заработала модель социоистории, — резко бросил Леон.
— Чтобы заставить всех в это поверить, тебе придется доказать, что их ума хватает на сложные взаимоотношения.
— А как насчет добывания пищи, охоты? — упорствовал он.
— Рубен говорит, шимпанзе не удалось выдрессировать даже для работы на этой Экскурсионной станции.
— Я покажу тебе, что я имею в виду. Овладеем их методами вместе.
— Какими методами?
— В первую очередь основным: добыть еду — столько, чтобы насытиться.
Келли откусила кусочек сочного бифштекса из какого-то местного травоядного, соответствующим образом обработанного и «приготовленного так, чтобы удовлетворить самый привередливый городской вкус», как рекламировало меню. Жуя с необычной для нее свирепостью, Келли посмотрела на мужа:
— Идет. Все, что может шимпанзе, я могу не хуже.
Келли помахала ему рукой Шилы. Начинаем соревнование.
Стая искала корм. Леон позволил Япану бродить просто так, не пытаясь натягивать поводья и волновать эмоциональную зыбь, плещущуюся в мозгу шимпанзе. При внезапном звуке или запахе Леон мог потерять контроль, а вести туповатый разум шимпанзе сквозь что-то сложное — все равно что управлять марионеткой резиновыми нитями.
Шила-Келли опять помахала, давая знак: сюда.
Они разработали код из нескольких сотен слов, передаваемых с помощью пальцев и гримас, и их шимпанзе, кажется, неплохо справлялись с таким «разговором». Обезьяны пользуются примитивным языком, он состоит из смеси фырканий, пожатия плечами и шевеления пальцами. Жесты эти имеют непосредственное значение, но не являются высказываниями в обычном смысле. В большинстве своем они основываются на ассоциациях.
Дерево, плод, идем, — передала Келли.
Они направили своих шимпанзе к многообещающим зарослям тонких деревьев, но кора их оказалась слишком гладкой, чтобы можно было по ним взобраться.
Остальную стаю эти деревья не заинтересовали. «Они обладают знанием леса, которого не хватает нам», — подумал Леон, приуныв.
Что там? — прожестикулировал он Шиле-Келли.
Шимпанзе подходили к каким-то холмикам, быстро оглядывали их, тянули руки и отгребали немного грязи, открывая крошечные туннели.
Термиты, — показала Келли.
Пока шимпанзе — никто из них не торопился — ковырялись в термитниках, Леон анализировал ситуацию. Шила подмигнула ему и вперевалочку направилась к дальнему холмику.
Очевидно, термиты выходили на поверхность по ночам, а на рассвете замуровывали входы. Леон позволил своему шимпанзе обнюхать большую желтовато-коричневую кучу, но теперь он настолько овладел разумом Япана, что реакции самого шимпанзе ослабли. Леон-Япан искал щели, бугорки, незаметные впадинки, и все же, когда он отбросил в сторону комок грязи, за ним ничего не оказалось. Другие шимпанзе быстро обнаруживали замаскированные проходы. Неужели они способны запомнить расположение ста или больше туннелей в каждом термитнике?
Наконец он открыл один. Помощи от Япана Леон так и не дождался. Человек мог взять контроль на себя, но это перекрывало родники глубинного знания обезьяны.
Прочие шимпанзе ловко орудовали сорванными прутиками или травинками, растущими около их холмиков. Леон тщательно повторял их действия, но у него ничего не получалось. Первые веточки оказались слишком гибкими, и, когда он пытался протолкнуть их в извилистый туннель, они гнулись и сминались. Он разыскал прутики пожестче, но они или упирались в стенки туннеля, или ломались. Япан по-прежнему ничем не помогал. Слишком уж хорошо Леон обуздал его.
Замешательство охватило человека. Даже молодые шимпанзе без труда выбирали нужные стебли и палочки. Леон заметил, как его сосед выронил свой прутик, и, когда этот шимпанзе отошел, поднял его. Он ощущал колышущуюся в Япане тупую тревогу, смешанную с разочарованием и голодом. Ученый буквально испытывал желание шимпанзе насладиться вкусными, сочными термитами.
Леон приступил к работе, дергая Япана за эмоциональные нити. Дело пошло еще хуже. До него доходили смутные мысли примата, но сейчас Леон управлял мышцами. Это было серьезной ошибкой.
Он довольно быстро уяснил, что прутик следует засунуть внутрь сантиметров на десять, поворачивая кисть так, чтобы направлять его вниз по извилистому проходу. Потом нужно тихонько пошевелить палочкой. Опыт Япана подсказывал ему, что это привлечет термитов, заставит их вцепиться в ветку.
Сперва он держал прут слишком долго, и, когда вытащил его, половина палочки исчезла. Термиты просто отгрызли ее. Так что пришлось искать другую ветку. В животе Япана неистово урчало от промедления.
Остальные шимпанзе уже насытились, а Леон еще даже не попробовал лакомства. Нюансы охоты раздражали его.
То он выдергивал палочку слишком быстро, то не мог повернуть ее так, чтобы преодолеть повороты туннеля. Снова и снова совал он прутик в термитник, только чтобы обнаружить, что лишь давит сочных термитов, размазывая их по стенкам. Их укусы расщепляли его палочки так, что приходилось искать другие. Термиты пообедали лучше, чем он.
Наконец он освоил прием — скользящий поворот кисти, изящное извлечение прилипших к прутику термитов. Япан жадно слизал их. Леону понравилось ощущение, проникающее к нему через вкусовые сосочки шимпанзе.
