Петр Хомяков - Т А Й Н А Ц А Р Я И О А Н Н А
– Не надо домысливать за меня, барон, – Мыльников начал раздражаться.
– Упаси Бог, майор! Не сердитесь. Но мы же договорились быть откровенными. Поэтому я продолжу. В этой ситуации вы могли сделать существенную ошибку. Для усиления обвинительного уклона в отношении нас, поднять вопрос о жертве драки со стороны кавказцев, которую они не афишируют. А знаете, почему? Потому что это представитель чеченских боевиков, находящийся в федеральном розыске. Он приехал проинспектировать новый чеченский форпост в России в лице нашего города, захватываемого кавказской мафией.
И пожелал показать «тыловым крысам», как они называют своих земляков здесь, что значит настоящий боевик. Ну, и получил в драке так, что лежит сейчас в реанимации.
Если бы вы начали, с наилучшими по отношению к кавказцам намерениями, использовать этого пострадавшего, то просто стали бы жертвой боевиков.
– Спасибо за предупреждение. Но, согласитесь, это не меняет предпосылок для формирования моей, если угодно, шкурной, позиции в этом деле. А только укрепляет меня в ней.
– Соглашусь. Но и вы согласитесь, что в этом деле вы больше теряете, чем приобретаете, при любом раскладе. Сделать из нас виновных довольно трудно, хотя и возможно. Но все равно, в такой явной фальсификации дела имеется определенный риск. Кроме того, вы наживаете новых врагов, не получив новых друзей. И все в итоге решается за ваш личный счет.
– И что же из всего этого следует?
– Что выход можно найти только нестандартный. И мы предлагаем его вам. Наше предложение таково. К сожалению, мы не можем предложить вам достаточной суммы, чтобы вы могли бы провести расследование в соответствие с истиной, а потом, хлопнув дверью, удалиться на покой. Но мы можем дать вам нечто большее.
– Что же?
– Во-первых, некоторую сумму денег достаточных, чтобы не с нуля начинать новый проект в вашей бурной жизни. Скажем, сто тысяч долларов.
– Я устал начинать все заново, барон.
– Я понимаю. Но мы дадим вам и еще нечто, что позволит вам стать действительно богатым человеком и тогда уже точно уйти на покой обеспеченным рантье.
Барон что-то громко сказал по-цыгански. В гостиную вошел крупный грузный цыган, неся в руках какой-то сверток. Он развернул его и положил на стол какой-то очевидно, очень старый, не сказать, древний, кожаный цилиндр. После чего неслышно удалился.
Барон осторожно вынул из цилиндра пергаментный свиток, с текстом на незнакомом Мыльникову языке.
– Что это? – спросил Мыльников.
– Это одна из рукописей из библиотеки Ивана Грозного.
Разумеется, Мыльников был заинтригован. Но он не дал взять в себе верх интеллигентскому любопытству.
– Послушайте, барон, почему я должен вам верить? Я не эксперт. Эта рукопись может быть подделкой. Потом, как я ее продам? Я не специалист в такого рода делах. Наконец, почему вы сами не реализуете ее? Или вообще, всю библиотеку в целом?
– Начну с последнего. Мы не знаем, где вся библиотека. В подлинности же и ценности этой рукописи мы не сомневаемся. Хотя, понимаю, что это не аргумент. А сами мы не можем ее продать потому, что мы в цейтноте. Обложили нас, понимаете?
Впервые за всю беседу в интонации барона исчезла аристократическая уверенность. Поразительно, но совершенно вопреки логике, Мыльников вдруг ощутил нечто вроде сочувствия к этому далекому от святости наркобарону, попавшему в трудную ситуацию.
Все же эта возникшая в душе размягченность определенно имела причину любовь. Любовь к несравненной женщине с царским именем Тамара.
– Барон, вы понимаете, что я не могу в такой ситуации принять решение. Но я обещаю, что подумаю. А чтобы мне было о чем размышлять, объясните хотя бы, почему вы так уверены, что это рукопись из библиотеки Ивана Грозного. Я уже не спрашиваю о том, как она к вам попала.
– Отчего же не спрашиваете. Это многое сразу объясняет. Поэтому именно с этого я и начну. Рукопись принес на хранение к одному православному священнику некий человек из Москвы, который довольно долго крутился в нашем городе. Он представитель какой-то православной фундаменталистской организации. По какой-то причине ему надо было спрятать эту рукопись на время.
– Постойте, постойте. Почему священник отдал эту рукопись вам?
– Да потому, что священник цыган.
– Господи, цыган – православный священник. Разве такое бывает?
– А то, что едва ли не половина нынешнего православного клира евреи, вас не удивляет?
– Да вы антисемит, барон.
– Пожалуй, что да. Но это к делу не относится. Короче, цыган оказался православным священником. Но цыган всегда в первую очередь цыган. И поэтому, получив такую вещь, он, прежде всего, пришел к своему барону.
– Но почему этот фундаменталист пришел именно к нему?
– Не знаю! Наш цыган только что получил этот приход. Может быть, произошла ошибка. Во всяком случае, этот православный ваххабит, извините за каламбур, но другого определения не подберу, принял его за своего. И в минимальной степени посвятил в курс дела. Короче, эта рукопись из библиотеки Ивана Грозного, за которой якобы охотятся некие «враги православия». И этот тип каким-то образом получил рукопись. Вполне возможно, насильственным путем. Иначе ему не потребовалось бы ее где-то прятать. Впрочем, это уже мои домыслы.
– Хорошо, а когда это было?
– Ладно, откровенность не может быть частичной. Это было вечером. А на следующее утро на пороге отделения ФСБ нашли убитого. Совпадение весьма многозначительное. И именно поэтому я склонен верить всему, что сказал этот ваххабит, передавая рукопись моему соплеменнику.
– У меня остается масса вопросов. Но я их не задаю. Я должен обо всем хорошенько подумать. Это единственное, что я вам могу обещать. Поэтому никаких денег от вас я пока не возьму. И все же напоследок один вопрос к делу не относящийся.
– Валяйте.
Барон все больше напоминал обычного московского интеллигента, попавшего в переплет и не очень следящего за своей речью и своим имиджем.
– Почему вы решили, что я приму ваше предложение?
– Знаете, Семен Платонович, – барон решил вдруг изменить тон, отбросив последние остатки игровой интонации, – я бы никогда не сделал такого предложения обычному менту. Но вы не обычный мент. И ваше образование, и ваша напоминающая детектив, судьба, и ваше, извините, «увлечение прекрасным» позволяли предположить, что вы можете заинтересоваться открывающимися перспективами. Не столько из меркантильных соображений, сколько возможно, из… Извините, не могу подобрать слов. Измотан до предела. Но мысль, надеюсь, понятна.
– Да откуда вы знаете о моей судьбе и моих пристрастиях, черт побери?!
