Игорь Шенгальц - Сыщик Бреннер
Одна из тех организаций была основана неким Ульбрехтом Серафимовым – недоучившимся студиозом, сторонником террора, поборником теории классовой справедливости и всеобщего равенства. Я никогда не считал, что положительные перемены в обществе можно устроить силой. Ведь никакой классовой справедливости не существует, как и пресловутого равенства, это ясно. Люди изначально рождаются разными, отличаясь и по цвету кожи, и по состоянию здоровья, и, наконец, по умственным способностям. Кому-то дано стать великим ученым, кому-то известным адвокатом, а кто-то будет служить Родине с оружием в руках, находя в этом свое призвание. Люди могут быть равны лишь в своем патриотизме и стремлении принести пользу Отечеству, во всем же остальном они разнятся. Все измышления утопистов – лишь приманка для тунеядцев, желающих загрести жар чужими руками.
Серафимов отличался среди прочих тем, что всегда четко знал, что и кому обещать. Поэтому в свое время у него оказалось столь много сторонников, что спецотдел обеспокоился всерьез. К счастью для полиции и к несчастью для самого Ульбрехта, он внезапно увлекся идеей физического насилия, создал тайный клуб бомберов, на чем вскоре и погорел при моей непосредственной помощи. Лично мы с ним не сталкивались, но добытую в ходе одного расследования информацию я счел нужным передать Мартынову, и вскоре ячейку накрыла полиция.
О второй группе неудачников и вспоминать не хотелось, ничего серьезного они из себя не представляли. Их я вычислил еще проще и самолично произвел гражданский арест.
Как потом мне рассказывал Семенов, финансовый след от обеих групп тянулся далеко за океан. Где-то там, в колонии, и находился мозговой центр, оплачивающий всех и каждого, кто пытался дестабилизировать обстановку в Руссо-Пруссии. Уж очень им не давало покоя наше уверенное процветание.
Но то были цветочки, сейчас же, как видно, пошли ягодки. Такой наглости не ожидал никто. Приезд команды стрелков-убийц в чужое государство, покушение на особу императорской крови – это далеко не шутки. Кто-то решил сыграть ва-банк, а это значит, что на кону серьезные ставки, только вот Костас не хочет посвящать меня в подробности. Хотя я не был уверен, что он сам знает слишком много. Не думаю, что великий князь, а тем паче – кайзер-император доверили бы девятнадцатилетнему оболтусу важные государственные секреты. Скорее всего, он случайно оказался причастен к этому делу. Но почему тогда стрелки охотятся именно на него? Как он умудрился стать их главной целью?
Итак, Костас волей-неволей временно оказался в центре событий. Сначала история с Беллой, затем убийство директора и, наконец, покушение в кабаре и вторая попытка – у меня дома.
Возьмем это за основу и будем отталкиваться от фактов. Если Константин послушает моего совета и просидит у Шиллеров обещанные двое суток, это даст мне небольшую фору.
Я уже знал, с чего следует начать расследование.
XII. Доклад
К утру распогодилось. Небо радовало глаз безоблачной синевой. Трудяги, спешившие успеть к началу рабочего дня, составили мне компанию на улице. Я не слишком любил утро, мое время – ночь. Но вчера я и не ложился, поэтому порция крепчайшего кофе, любезно сваренного Агриппиной Тихоновной, позволила вновь обрести бодрость духа.
Я поймал пролетку, и заспанный бородатый мужик повез меня по указанному адресу. Приют Святой Моники – идеальное место для всех попавших в беду женщин, отличавшееся стерильной чистотой и отсутствием мужчин даже среди персонала. Полицейские не могли оставить Арабеллу без присмотра, более того, они обязаны были беречь ее как зеницу ока, как собственную сестру, решившую прогуляться ночью в одиночестве в городском парке, как невесту, сообщившую, что идет в гости к подруге, но слишком уж долго прихорашивающуюся перед зеркалом, как сбережения, оставленные под неестественно высокие проценты в новом, только что открывшемся банке…
И все же полиции я не доверял. Плох тот солдат, который не знает, за кого он воюет, а нынешняя полиция сплошь и рядом состояла из случайных людей, соблазнившихся многочисленными привилегиями государственной службы, но не чувствовавших личной ответственности за происходящее в стране. И только в последние годы ситуация стала меняться в лучшую сторону, но, к сожалению, недостаточно быстро.
Поэтому я не слишком удивился, когда, явившись в приют, обнаружил, что все закрепленные распорядком правила защиты особо ценного объекта и патрулирования территории попраны самым что ни на есть бесцеремонным образом.
Городовые, призванные стоять на посту непосредственно рядом с палатой госпожи Лямур, мило болтали с медсестрами в другом конце коридора. Никого из людей Семенова тут и вовсе не оказалось: как видно, посчитали, что их присутствие излишне.
Когда я, вопя благим матом, ворвался в палату, там было пусто. Беременная госпожа Лямур, она же Арабелла Белкина, она же Белка, она же прима театра «Фантазия», отсутствовала, чем несказанно удивила обоих усатых городовых, соизволивших наконец оторваться от миловидных дежурных сестер и заглянуть следом за мной в палату. Окно было распахнуто настежь.
– Да вы… мерзавцы… хоть знаете, что с вами будет?.. Мартынов же вас… к египетским богам и… сгноит!..
Половину слов я проглатывал, но не потому, что боялся оскорбить утонченный слух проштрафившихся, а исключительно в силу глубочайшего возмущения некомпетентностью тех, кто призван охранять и защищать, и даже получает за это регулярное жалованье. Городовые вытянулись во фрунт и всем своим видом показывали, что во всем раскаиваются.
– Ваше высок… родие… Она же только что… здесь… клянусь моими детьми!..
– Мо-о-олчать!
Я заорал так громко, что даже закашлялся. Нет, все же прав Серафимов и подобные ему социалисты-утописты: нашего человека никак не заставить делать то, чего он делать не желает. Вот только вывод известный анархист делал неправильный. Он считал, что достаточно все отобрать и у богатых, и у бедных да поделить поровну. Мол, получится все по справедливости. А на самом-то деле кто-то ухватит больший кусок, чем сосед. И все вернется на круги своя.
– Когда проверяли палату в последний раз? Не врать!
– Десять минут назад, может, пятнадцать, – трясясь от страха за последствия, ответил один из городовых. – Да коридор насквозь виден, никто мимо нас не проходил, клянусь! В окно она сиганула, точно вам говорю, ваше высокородие!
– Десять – пятнадцать, говоришь?! – Значит, стоило брать в расчет все полчаса, а то и час. Но про коридор он не врал, проскользнуть мимо сестринского поста незамеченным было сложно. Да и окно в палате оказалось открыто настежь, что косвенно подтверждало его гипотезу. Вот только четвертый этаж… пожалуй, тут не сиганешь – разобьешься.
