Сцены из жизни дознавателя Шишкина (СИ) - Востриков Михаил
Из вертолёта к Валере бегут трое. Быстро идентифицировали его в тулупе и валенках, специалисты. Один видимо старший орёт Валере в самое ухо:
— Майор Шишкин⁈
— Ну Шишкин. И чего? Я в отпуске!
— Приказано Вас доставить! Прошу пройти на борт!
— А в чём собственно дело⁈
— А это ты сцуко майор у тех кто тебя приказал тут по лесам искать спросишь… Вместо того, чтобы сейчас дома водочку с «селёдкой под шубой» вкушать. Знаешь как у меня жена её готовит, у-у-у⁈ — бурчит себе под нос самый здоровый, привычным и отработанным движением мгновенно заламывая Валере руку за спину и буквально пинками загоняя его на борт вертолёта.
И через три минуты вертолёт поднимается в небо, а в сонных Бубенцах опять становится тихо. И только Элла Бекетова с дедом Ильёй молча стоят на крыльце и смотрят ему вслед.
Сюжет 12. Пророчества Шваба
Литейный, 4
На Валеру, так и одетого в тулуп и валенки деда Ильи, в упор смотрят подполковник Лазарев и генерал-майор начальник Томского областного управления ФСБ России. И вместо «Здравствуйте» или «С Новым годом» он слышит:
— Что же это Вы, товарищ майор полиции Шишкин, так Родину не любите? Телефон выключили, искать себя по лесам заставляете? А вдруг Вы уже за рубеж сбежали, в Эстонию или Латвию? Или только собираетесь сбежать? — несколько глумливо спрашивает его генерал-чекист.
Но Валера к такому тону со стороны практически незнакомого человека не готов и отвечать на его дурацкие вопросы не намерен.
«Помолчу, целее буду! — думает Валера, без приглашения усаживаясь на стул и молча покосившись на генерала, — На крайний случай напишу рапорт на увольнение и пошли они все… лесом. Не 1937-й, чай! Ишь, б, Родину я не люблю. А он, б, значит её любит⁈ Что-то я ни одного мента предателя или перебежчика на Запад не знаю… А с их конторы сколько валит? Строем, под барабан! Ещё Госдума такая же кузница кадров предателей… и Правительство. Причём на самом высоком уровне… Одни Чубайс с Касьяновым чего стоят!»
Рука, которую ему заломил тот здоровый из вертолёта, побаливает и норовит повиснуть плетью… Действительно, здоровый гад!
Летели с час. В итоге вертолёт садится на площадку рядом с Петропавловской крепостью, где Валеру перегружают в машину и вот он здесь. И зачем он всё это слушает? У него невеста за 450 км и свадьба скоро. И вообще он в отпуске до 1 февраля.
— Здравствуйте, Валерий Александрович! С Новым Годом Вас и Вашу семью! — слабо улыбается ему подполковник Лазарев.
Видно, что не спал подполковник нынче, лицо усталое и серое:
— Вы уж нас извините, но дело срочное. Не волнуйтесь, поговорим и Вас тут же доставят назад.
Лазарев присматривается к Валере:
— Помяли Вас, смотрю, руку придерживаете… Ну вот что с этим делать, скажите⁈ Эксцесс исполнителя! Ему водку с селёдкой дома жрать хочется, а его в праздники служить заставляют… Правильно говорят, заставь дурака Богу молится, он и лбы расшибёт… всем вокруг!
Лазарев вздыхает:
— А что с телефоном случилось, Валерий Александрович, потеряли?
— Утопил! — признаётся Валера, — Из нагрудного кармана, падла, в колодец выскользнул.
— О-о-о, знакомо! Ксива или партбилет, на выбор. А то и то и другое! Я сам не топил, но людей естественно знаю. Служебное расследование, партбюро, бр-р! А самому мне супруга в машинке один раз ксиву постирала вместе с рубашкой. Всего-то выговор по службе получил, даже без занесения… А потому что её, сильно помятую, но предъявил.
— Супругу? — уточняет Валера.
— Да ксиву же конечно! Не супругу, что Вы, а-ха-ха!
— Ладно! Вы пообщайтесь, а у меня ещё дела в этом здании, — не улыбаясь шутке говорит генерал-майор и выходит из кабинета.
Конверт
Минуту они молчат. Лазарев смотрит на Валеру, а Валера на Лазарева.
— Вы не обижайтесь на товарища генерал-майора, Валерий Александрович, — вдруг мягко говорит Лазарев, — Старшее поколение чекистов… его уже не переделать. В Сибирь его послали руководить, это перед пенсией. Новые времена, новые веяния… Не вписался. А тут ещё и с ларцом, что Вы в Томске нашли, так вышло… вот и нервничает. Переживает. Чай будете?
— Буду. А что с ларцом-то не так? Генерал же его себе забрал, а меня… на самолёт.
— Э-э-э… Уже знаю. А ларец со слов товарища генерала-майора пустой оказался. Ну как со слов… там ещё свидетели были, Вы же их видели. Ларец был закрыт. Ключа не было. Переместили в Управление. Вызвали специалиста. Открыли. А там пусто. Только вот один конверт и лежал в нём. Письмо. На Ваше имя. Вот почитайте!
И Лазарев подвигает к Валере плотный синеватый конверт на котором каллиграфическим почерком с завитушками написано:
«Милостивому государю майору полиции Валерию Александровичу Шишкину»
Валера отрешённо смотрит на конверт, но думает не о том, что в нём его ждёт, а совершенно о другом:
«Вот как они в той России детей в гимназиях учили каллиграфии, что такой почерк до конца жизни у людей сохранялся? Линейкой что ли их по рукам били? Я вот как курица лапой пишу. Элла, врач, вообще ничего не разобрать. Неужели нельзя повторить учебную методику? Тогда же все так писали, значит есть методика…»
Письмо
Им в кабинет приносят чай. Ароматный, чёрный с лимоном. Валера достает из конверта сложенный вдвое лист бумаги и читает письмо, одновременно отхлебывая горячий чай:
Милостивый государь Валерий Александрович!
Бог весть когда и при каких обстоятельствах Вы читаете это моё послание, но я должен был его Вам написать, дабы не мучать понапрасну с ответами на вопросы, которые я невольно создал для Вас.
Так вот Вам исповедь моя.
Ларец пуст, поелику я перепрятал его содержимое ещё от Павла Петровича в иное место. Какое? Просто помыслите. До сих пор это у Вас получалось на диво. Да, я истоптал грядущее вокруг Вас весьма внимательно и посему смею так утверждать. Как и то, что если я бы я это не сделал, артефакты уже были бы употреблены не во благо. Не Вами конечно. А так сами заключайте что дальше с ними будет.
Употребить силу этих вещей в полной мере до сих пор не смог никто из тех, в ведении которых они когда-либо находились, начиная от самого Иоанна Иерусалимского, их соорудившего. Не смогли или не захотели? Я думаю не захотели и здесь я сужу по себе и по моему благодетелю старцу Феодору Козьмичу, милостью и молитвою которого я был вдохновлён на поиск ответов на вопросы, о сложности которых заранее и не помышлял.
Так вот….
Феодор Козьмич не был Императором Александром I по крови и времени. И был им одновременно… По духу! А время, оно же только людям дадено. Без него они ничего разложить по полкам не могут. Вот и дадено по немощи представления. А больше никому оно и не нужно, ни чертям, ни ангелам Божьим.
Была уже одна такая блаженная в Санкт-Петербурге. Ксения Григорьевна Петрова её звали. И она по промышлению свыше приняла на себя личину мужа своего внезапно почившего в бозе Андрея Фёдоровича. Отзывалась только на его имя и говорила, что он жив, а Ксения умерла. И так оно и было. И дал ей Господь за это Дар прозорливицы и чудотворницы. Может слыхали про такую?
«Это он блаженную юродивую Ксению Петербургскую имеет ввиду, что ж не слыхал… — думает Валера, — На Лахтинской жила. За всех петербурженок и россиянок теперь перед Богом предстоит».
Так и старец Феодор Козмич принял на себя христианский подвиг — носить личину царя Александра Павловича. Видели наверное на портретах как они тогда похожи друг на друга стали… Движения, слова! Через много лет как царь почил, чтарец его личину и принял. Но так Господь ему управил. И до конца жизни своей отмаливал старец грехи Александра и самый страшный — отцеубийство. Юродство, оно ведь разное бывает. У него вот такое было.
