Дело о детях благородных семейств (СИ) - Куницына Лариса

Он сел под деревом и, стащив с ноги сапог, вылил из него воду, а потом задумчиво взглянул на неподвижное тело, лежащее на траве в паре шагов от него. Эжен судорожно выгнулся и, кашляя, повернулся на бок. Он был бледен и измучен, из его рта стекали струйки воды. Марк удовлетворённо кивнул и, натянув этот сапог, снял другой. Мокрая одежда была тяжёлой и неприятно облепила тело.

— Зачем? — хрипло спросил Эжен, взглянув на него мутными глазами. — Зачем вы не дали мне умереть? Все вокруг говорят, что я не заслуживаю жизни, а вы вдруг решили, что это не так? Я ничего не заслуживаю, как не заслуживал мой отец! Так зачем? Скажите мне, зачем?

— Может быть, я сделал это ради твоей мачехи, потому что видел письма, которые она тебе писала? — проговорил Марк и откинулся на ствол дерева, возле которого сидел. — А, может, чтоб не дать тебе совершить самую большую глупость в жизни, о которой ты даже не успеешь пожалеть. Ты думаешь, что именно на тебя свалились все беды мира, а дорога всех остальных усыпана розами и лилиями? Увы, мой мальчик, жизнь — штука жестокая, она не щадит никого. И мне самому приходилось испытывать такое отчаяние, что проще всего было броситься грудью на меч. Я знал и голод, и нищету, и унижения, мне приходилось попрошайничать, сносить побои и убегать от собак, которых на меня спускали. А я тогда был ребёнком, и некому было меня защитить. Я терял близких, и боль от этих потерь была так велика, что жажда мести застилала мне глаза, и я был готов идти до конца, хоть в том самом конце был ясно виден эшафот. Я бросался на чужие клинки и копья, понимая, что могу не дожить до следующего утра, мне пришлось побывать в застенках, вынести пытки, ждать казни, столь мучительной, что легче было б самому разбить себе голову о стену, чем принять её. Но, как видишь, я всё ещё жив. И ты можешь прожить долгую жизнь, а насколько счастливой она будет, зависит только от тебя.

— Неужели? — воскликнул Эжен, приподнимаясь. — Как мне жить, если все отвернулись от меня и твердят, что я не заслуживаю иного обращения?

— Ответ кроется в твоём вопросе, — заметил Марк. — Тебе говорят: «Ты не заслужил», и они правы. Ну, так заслужи! Почему ты ожидаешь, что тебе всё подадут на золотом блюде, а сам не хочешь и пальцем о палец ударить, чтоб получить то, чего хочешь? Ты стал рыцарем, не побывав ни пажом, ни оруженосцем. У тебя есть замок и клочок земли, ты не голодаешь и не ходишь в рубище. Не многим повезло иметь то, что имеешь ты. Но тебе нужно больше? Так иди и служи! Почему ты выпрашиваешь и требуешь что-то у короля, вместо того, чтоб предложить ему свою службу? Знаешь, с чего король Арман начал моё воспитание? Он забрал у меня фамильный меч и запретил называться родовым именем и титулом до той поры, пока я не получу золотые шпоры. Он говорил, что если что меня и погубит, так это моя гордыня, и учил меня смирению. Я обижался, злился, но однажды понял, что он прав. Я должен был осознать себя, своё место в жизни, свои достоинства и недостатки, чтоб двигаться, как ты говоришь, к вершинам. Забудь о своём отце или просто храни память о нём глубоко в сердце, но отныне полагайся только на себя. Ты понимаешь, о чём я?

— Да, понимаю, — кивнул Эжен. Он сидел, сжавшись и обняв колени руками. — Наверно, вы правы. И почему никто не сказал мне этих слов раньше?

— Я не могу отвечать за других, — Марк вылил воду из второго сапога, натянул его, поднялся и, подойдя к юноше, протянул ему руку. — Поднимайся. Пойдём в замок. Ты дрожишь. Не хотелось бы, чтоб ты простыл.

— Вы так заботитесь обо мне? — пробормотал Эжен и всё же уцепился за его руку, чтоб встать.

— Почему нет, если мне это ничего не стоит? — усмехнулся Марк. — Скажи-ка, ты выбрал для этого свидания Шато-Блуа, потому что хорошо знаешь это место и уверен, что там сегодня никого не будет?

— Терраса влюбленных в Шато-Блуа — это место, где я был по-настоящему счастлив, — прошептал юноша. — Там я признался Адели, что люблю её, и она не отвергла меня. Мне хотелось, чтоб всё кончилось именно там.

Марк отвёл его в замок, и их появление у ворот, да ещё мокрыми с ног до головы, произвело на стражников неизгладимое впечатление. Тем не менее, их безропотно впустили внутрь, где Марк поручил заботу об Эжене слугам, велев позвать к нему Тьерри. Сам он отправился в свои комнаты, чтоб переодеться.

Когда он вернулся в небольшую гостиную, у растопленного камина сидел уже переодетый в сухую одежду и закутанный в одеяло Эжен с кубкам в руках. Пахло подогретым вином, мёдом и пряными травами, а рядом стоял печальный Тьерри. Тут же в комнате у окна и возле двери расположились оруженосцы барона, державшие руки на эфесах мечей, и с довольно хищным видом смотрели на виконта.

Войдя, Марк щёлкнул пальцами, и Эдам тут же подхватил от стола кресло и поставил его ближе к камину. Сев, барон какое-то время наблюдал за съёжившимся Эженом. Тот, казалось, всё ещё пребывал в состоянии шока и слегка дрожал под одеялом, стиснув пальцами горячий кубок.

— Вы можете говорить, ваша милость? — спросил Марк.

— Да, ваша светлость, — кивнул виконт. — Я готов полностью удовлетворить ваше любопытство по любому вопросу и подтвердить все признания, которые сделал ранее.

— Это мы оставим на потом. Меня куда больше интересует, зачем ваш Фернандо явился в дом де Лорма?

— Так это вы задержали его? — встрепенулся Эжен, с надеждой взглянув на него. — Я думал, почему он не пришёл туда, где я назначил ему встречу. Видите ли, Фернандо очень предан мне. Я был ещё ребёнком, когда отец привёл его и сказал, что у него при дворе много врагов, а потому этот человек будет защищать меня. С тех пор он всегда был со мной. Его схватили, да? Но, клянусь, он не сделал ничего плохого, он лишь выполнял мои приказы!

— Значит, это вы отправили его туда?

— Ну, да! А вы нашли Адель? Неужели нет? Что же с ней случилось? Я очень тревожусь, господин барон! Она ведь была честна со мной и, пусть своей искренностью ранила меня в самое сердце, я не могу сердиться на неё.

— О чём вы?

— Она сама сказала мне, что не любит меня и не может выйти за меня замуж. Не из-за меня или моего положения, а потому что любит Ламмерта. Ещё она сказала, что родители никогда не позволят им быть вместе, потому они сбегут и заключат брак в поместье Ренара-Амоди. Я был очень зол, но что я мог поделать? Да и что я могу предложить ей? А Анжу богат, его отец влиятелен. Он всё равно потом простит единственного сына, а значит, примет и его избранницу.

— Что с ними случилось? — прямо спросил Марк, подавшись к нему.

— Их схватили в доме де Лорма, — ответил Эжен. — Перед этим я велел Тьерри подложить вам ту петлю. Я не слишком поверил тому старику с улицы аптекарей. Он был какой-то смешной, хоть и немного жуткий. Он сам сказал, что колдовство может не получиться, и велел раздобыть какую-то вещь, которую вы носили.

— Перчатку?

— Да, утром Тьерри встретился с Фернандо в саду возле Шато-Блуа и сообщил, что вы живы и здоровы, и передал ему перчатку. Фернандо сказал, что старик нас обманул, но он разузнал об одной колдунье, у которой хорошая репутация. Он так сказал, что хорошая, хотя, видимо, она вконец плохая. Ночью он отвёл меня в тот дом.

— Вы видели эту ведьму?

— Там было темно и очень страшно, какой-то сумрачный зал в глубине дома и лишь пара свечей. Она была в чёрном и густой вуали. Я сказал ей, чего хочу, и она согласилась, взяла перчатку и затребовала такую сумму, что я пришёл в ужас. Я ведь вовсе не так богат, как многие думают. Я отдал ей все деньги, что у меня были с собой, и отцовский перстень с сапфиром. А потом послышался шум, крики, звон клинков и в зал втащили трёх человек. Я с ужасом узнал Адель, Анжу и Ренара-Амоди. Один из разбойников, схватили их, сказал, что они проникли в дом. Эта женщина велела отвести их в подвал. Я заметил, что Ламмерт ранен, и очень испугался за Адель. Я умолял её отпустить их, клялся, что позабочусь, чтоб они никому ничего не рассказывали, хотя понятия не имел, как заткнуть Ламмерту и его дружку рот. Она сказала, что теперь ей придётся покинуть этот дом, но она ещё успеет провести ритуал, а, уходя, выпустит их. Ещё она сказала, что если я сам расскажу о том, что случилось, то буду отвечать вместе с ней за колдовство, или она наведёт смертельные чары на меня и забрала мою перчатку. Я испугался и ушёл.