Дело о смерти фрейлины (СИ) - Куницына Лариса

— Вы помните что-нибудь о самом подсудимом, Монти?

Тот задумался и совсем как серый грызун задёргал носом.

— Он был младшим сыном какого-то рыцаря, вассала графа Вермодуа и лишь недавно приехал к нему из дальнего поместья. Юноша был наивным и неискушённым. Кажется, он был уверен, что, поскольку невиновен, то ему ничего не грозит. Конечно, если б граф оставался в Сен-Марко, он бы наверно вступился за него, но к тому времени он уже покинул город со своим двором, отправившись в поместье. Тот юный рыцарь остался лишь из-за Клодины Бошан.

— Был ли кто-нибудь на процессе из его друзей или родственников?

— Нет, никого. Пришли только те, кто появляется здесь ради развлечения. Знаете, некоторые придворные ищут в суде пищу для сплетен и ходят на процессы с завидной регулярностью. Его никто не поддержал. Он был один.

— Вы сказали: юный рыцарь. Он был так молод?

— Что-то около двадцати лет, но выглядел он и того моложе. Я, видите ли, ваше сиятельство, подслеповат, потому не мог разглядеть его лица, но мне показалось, что он хорош собой, черноволосый, белолицый, с прямой осанкой и звонким голосом. Он вёл себя на суде смело и был уверен в благоприятном исходе, но, кажется, показания, которые давала против него девица, его сразили. Он даже пытался возражать ей, чем вызвал раздражение судьи Рикона.

— У него был адвокат?

— Ему согласно правилам предоставили адвоката, но тот и не думал его защищать, а лишь просил смягчить наказание в виду его молодости и ссылаясь на то, что это первое его преступление.

— Как его звали?

— Брезе, он умер пару лет назад.

— А прокурор?

— Кастелан, он разливался на том процессе соловьём, расписывая ужасные страдания девицы и её отца, и маниакальную жестокость подсудимого. Он тоже умер, но раньше, стал жертвой ограбления. Его убили за десять серебряных марок в кошельке и золотую печатку.

— Значит, не осталось никого, кто бы видел этого юношу и говорил с ним, — печально вздохнул Марк.

— Отчего же, — пожал узенькими плечиками Монти. — Он примерно месяц провёл в подвале Чёрной башни. Возможно, там ещё служат тюремщики, которые помнят его, или даже заключённые, сидевшие с ним в одной камере. Не думаю, что его тогда держали в одиночной, тюрьма была переполнена.

Он печально улыбнулся, продемонстрировав свои длинные жёлтые зубы, отчего его сходство со старой ручной крысой стало ещё больше.

После этого Марк отправился в Чёрную башню, хотя особой надежды у него не было: сколько арестантов проходит перед глазами тюремщиков! Не могут же они помнить всех! И всё же он решил проверить эту возможность.

Для начала он направился к регистратору крепости господину Паскалю и нашёл его на прежнем месте — за массивной конторкой в комнате, все стены которой были заставлены толстыми папками, хранившими память о многих печальных судьбах. Увидев его, чиновник приветливо кивнул и поспешил поздравить с новым титулом. Поблагодарив его, Марк рассказал, зачем пришёл, и регистратор тут же уверенно кивнул ему и направился куда-то в угол, откуда вернулся с толстой папкой, которая практически не отличалась от сотни других. Открыв её, он какое-то время перебирал документы, а потом сообщил:

— Вот оно! Матис де Серро, девятнадцати лет, рыцарь, был доставлен сюда в день поминовения короля Генриха, содержался до суда в общей камере верхнего яруса подземной темницы и уже в Христофоров день был отправлен по приговору королевского суда в рудник у Чёрной сосны для отбывания наказания. Вам нужно обратиться к старшему тюремщику Бернье, он до сих пор надзирает за верхним ярусом темницы.

Поблагодарив регистратора, Марк спустился в казематы и разыскал Бернье, массивного пожилого человека с пышными усами.

— Нет, ваша светлость, тот рыцарь был не у меня, — возразил тюремщик. — Я помню его, он выглядел благородным юношей, и я постарался подыскать ему камеру почище, на случай, если его оправдают, но потом пришёл приказ перевести его ниже, туда, где сидят закоренелые преступники.

— Почему приказ не отражён в регистрационной книге? — уточнил барон.

— Он был устным. Ко мне явился паж короля и, затыкая нос кружевным платочком, передал пожелание его величества. Мне оставалось только выполнить волю нашего повелителя. Ступайте вниз, к Дюкре, он помнит всех своих подопечных, потому что они сидят у него годами. И такую невидаль, как временного заключённого, наверняка запомнил.

И Марк снова начал спускаться вниз по тёмной лестнице, стёртые ступени которой, казалось, были пропитаны слезами. Едва не в самом низу подземелья, где у тяжёлой двери с решётчатым окошком стояли два стражника, Марк остановился и предъявил жетон тайной полиции. После этого один из стражников постучал в дверь, и вскоре в окошке мелькнуло хищное бледное лицо с острым орлиным носом и на барона воззрились чёрные глаза под густыми бровями. Он представился и дверь отворилась.

Войдя, Марк уже в который раз за этот день принялся объяснять, что ему надо, но старый тюремщик почти сразу понятливо закивал.

— Я помню этого юношу. Его привели сверху, оттуда, откуда ещё можно выйти на свободу. Он был учтив и наивно полагал, что в этом мире всё ещё царит справедливость…

— Ты полагаешь, что он был осуждён несправедливо?

— Он так утверждал, и его голос звучал убеждённо. Но в те времена многие страдали безвинно, потому я думаю, что и он был осуждён по навету. К тому же его преступление вовсе не такое тяжкое, чтоб спускать его в наши норы.

— Он говорил что-нибудь о друзьях и близких?

— Только о своём хозяине, каком-то то ли графе, то ли маркизе… Он надеялся, что тот, узнав об этом недоразумении, вмешается и вызволит его. Но тот то ли не узнал, то ли не посчитал возможным вмешаться. Ещё он говорил о невесте. Все здесь ходили слушать, как он расписывал её красоту и добродетели. Но после суда он уже яростно проклинал её и грозился отомстить.

— Остались ли здесь заключённые, с которыми он сидел тогда?

— А как же! Все здесь. Только старый барон Дюбуа умер, ну, тот, что в гневе задушил жену и падчерицу. Остальные здесь. Я, видите ли, ваша светлость, чисто из жалости посадил его к людям приличным, которые не буянят и не склонны к жестокости. Здесь ведь у нас сидят всякие, некоторые не из бедных, им предоставляются камеры получше и за известную сумму они могут получать хорошее питание и даже вино, им доставляют свечи, бумагу, письменные принадлежности и книги. Есть и те, что победнее, но не теряют человеческий облик. С ними приятно иногда поговорить. Время здесь тянется медленно, и хороший собеседник порой дороже золота. Я стараюсь садить их вместе, и только если чувствую, что отношения между ними начинают накаляться, перевожу в другую камеру. Впрочем, таких немного, — он махнул рукой, приглашая барона следовать за собой, и пошёл по длинному тёмному коридору, по сторонам которого темнели чёрные двери с небольшими окошками. — Остальные прямо звери. Тут у нас сидят убийцы, разбойники, мошенники, покусившиеся на королевскую казну. Есть несколько дам, которые хуже любого мужчины, даже детоубийца мадам Эрсан, которая нанималась нянькой и убивала детишек. По мне б её лучше казнить было, но суд состоялся в дни празднования юбилея короля Франциска и он её вроде как помиловал.

Коридор казался Марку бесконечным, от него в стороны отходили ответвления. Откуда-то слышались крики и брань, а потом вдруг совсем рядом раздался протяжный вой, от которого у него по телу пробежала дрожь. Дюкре остановился и, достав из-за пояса дубинку, заколотил ею по ближайшей двери. Вой тут же смолк.

— То-то же… — проворчал тюремщик. — Это кавалер де Монтель, осуждённый за измену и шпионаж в пользу алкорцев. Он почти сразу как оказался здесь, тронулся умом, вот и воет иногда. Не обращайте внимания, ваша светлость. Мы почти пришли, — он остановился у очередной двери и отцепил от пояса большое кольцо с множеством ключей. Перебирая их, он пояснил: — Я поселил того рыцаря в камеру к барону Дюбуа и книжнику Мартену. Книжник в целом человек безобидный, философского склада ума, но в какой-то момент на него нашло помрачение и он зарезал своего приятеля, не сойдясь с ним во взглядах на какое-то древнее учение. А после зарезал и его жену, а потом и тёщу, которая пыталась вступиться за дочь. После он раскаялся и потому смертную казнь ему заменили пожизненным тюремным заключением. Третьим в тот момент в камере был господин Д’Олонь, зарезавший двух приятелей, но пытавшийся выдать это за честный поединок, что очень возмутило короля Франциска. Он признал свою вину и тем самым спас себе жизнь, остаток которой проводит здесь. Входите, ваша светлость.