Расселл Джонс - Выше головы!
Стоило мне приступить к обдумыванию этой непростой темы, как закрывающиеся створки лифта замерли — и раздвинулись с мягким гудением.
Пришлось опять нацепить маску уважительной доброты: правом задерживать лифты и вагоны обладали сотрудники Отдела Безопасности, врачи и ремонтники. Собственно, инспектор Хёугэн, когда ворвался в лифт к нам с Нортонсоном, действовал по привычке, хоть и без прав доступа, подтверждающих его полномочия.
Если задерживают отправление, значит, что-то серьёзное. В обычное время не считалось зазорным подождать — всё-таки злоупотребление властью, пусть и по мелочи, было чревато потерей уважения, что немедленно сказывалось на недельном рейтинге. Но, видимо, в Солнечной системе к подобным «слабостям» относились терпимее, иначе бы Хаким Хёугэн недолго продержался на своём месте! А может быть, он и не держался: сидел в архиве на своём «Ноэле», копался в старых файлах…
— Наконец-то я тебя поймал!
Голос звучал совсем близко, и я внутренне напрягся — понятно, что там не маньяк, но всё равно неприятно чувствовать себя «добычей».
— Извини за задержку!
Через пару минут «охотник» добрался до лифта и присоединился ко мне.
— Ирвин Прайс! — представился он, протягивая руку.
У меня хватило выдержки ответить на рукопожатие без паузы.
— Рэй.
Лифт тронулся. В кабине хватило бы места ещё на двоих — если бы Ирвин Прайс был обычным тильдийцем. Однако командный экран сообщил, что лифт наполнен и остановок не будет. А может, Ирвин обладал какими-то особыми привилегиями в том, что касалось лифтов.
— И всё? — хитро улыбнулся он, пожимая мою ладонь.
Кожа у него была гладкая на ощупь, а подушечки пальцев — упругие. До «Кальвиса» мне всего пару раз довелось общаться с «бэшками», но я запомнил это ощущение. Ожившая кукла: что-то одновременно искусственное и настоящее.
— А что ещё нужно? — спросил я, осторожно освобождая руку и одновременно отодвигаясь в угол, чтобы освободить место для нового знакомого.
— Ещё у людей есть фамилия, — объяснил он с невинным видом.
Не знаю, как ему это удавалось — показывать абсолютно человеческие, нормальные оттенки эмоций. Грубо вылепленная физиономия Ирвина Прайса была похожа на заголовку для лица: широкий носяра, толстый подбородок, едва обозначенный рот с узкими губами, громоздкие надбровные дуги и торчащие скулы. Прозрачно-серые насмешливые глаза мало подходили этой глиняной маске. Но эти глаза позволяли однозначно определить, что передо мной человек — несмотря на то, что в нём навскидку оставалось не более десяти процентов родных тканей. Остальное заменял модифицированный корпус андроида третьего класса. До пояса — тело коренастого мужчины, с сутулыми, как будто вывернутыми плечами. Ниже пояса начиналась конструкция, состоявшая из широкой «ноги» и подвижных гусениц. С боков туловища отходила пара манипуляторов. Они были сложены сзади на пояснице, но если бы Ирвин развернул их, то стал бы четвероруким.
Этот облик так поразил меня, что я не сразу заметил журналистские планки и цифру «7».
— У людей есть фамилия, — я указал на его знак. — Только я-то не человек! — и я ткнул в свою метку.
Он пожал плечами — неловко, искривившись, но без той слабо ощутимой паузы, которая характерна для имитационных протезов. Тело принадлежало ему полностью: чистая нейропередача и никаких дополнительных программ.
— Шесть процентов, — сообщил Ирвин. — Так меня называют. Потому что осталось всего шесть процентов. Ты же об этом хотел спросить?
Я кивнул и почувствовал себя неуютно. А мой новый знакомый, кажется, наслаждался происходящим.
— Рэй, ничего обидного! — успокоил он. — Это ж в моём профиле висит! После «Кальвиса» мне шепнули, чтоб я убрал. А то вдруг кто-нибудь начнёт задумываться… Но я послал их в сад! Шесть процентов! Спасли-то побольше, но часть пришлось выкинуть в окошко. И десять кило добротного клонированного мяса, если не двадцать — чтоб ты знал, от твоего профессора! И я — человек! У меня на нейропередаче даже язык! А ты, — он похлопал меня по плечу, — ты — робот! Ну, не умора?!
— Вы об этом…
— «Ты», — перебил он меня. — Никаких «вы». Особенно от тебя!
— Так ты об этом хотел поговорить?
— Нет, о маньяке, которого ты ждёшь, — ответил он и радостно заржал, наслаждаясь моим смятением. — Да не бойся ты! Я в курсе. Чтоб ты знал, это я нашёл беднягу Джулиана. Им ничего не оставалось, кроме как посвятить меня в их большую и страшную тайну. Жаль, я и на «бэшку» не особо смахиваю, не то что на вашего брата…
Лифт остановился и раздвинул створки дверей, но Ирвин как ни в чём не бывало продолжал рассказывать.
— Чтоб ты знал, это я им предложил пригласить парня вроде тебя. Они сразу упёрлись, сказали: «иди, дурак, отсюда». А потом гляжу — обмозговали и заново выдвинули. Только от камрада повыше. Вроде как, чтоб никого не обидеть. А я не обиделся! Мне-то что? Главное, чтоб поймали этого выродка!
— Да-да, мне как раз… — я двинулся к выходу, но он ловко поймал меня за запястье.
Молниеносное и точное движение — словно язык у лягушки, хватающей комара. Тут я вспомнил, где видел имя «Ирвин Прайс»: в списке первой сотни наиболее вероятных подозреваемых. Что ж, он был силён!
— Давай я ещё одну идею подарю, — предложил журналист. — Тебе лично.
Знакомый тон.
— А что взамен? — спросил я, вспомнив утренний баш на баш с Главой Станции.
Он страшно удивился, глаза выпучил.
— Как — что?! Ты не понял? А ещё «ашка»! Интервью! Мне! Эксклюзивное! Большое!
— О маньяке?
— Отсохни твой язык! — вспыхнул Ирвин. — О тебе интервью! Что ты любишь! Что тебе не нравится! И так далее! Да не боись — я не злой, не обижу.
— Когда? — поинтересовался я, думая о том, что он очень хороший журналист: социальный заказ считывает на раз-два.
— Потом, конечно. Когда его поймают.
Лифт устал нам подмигивать — и включил звуковой сигнал. Ирвин торопливо выкатился в коридор, не выпуская моей руки.
— Не хочу тебя обманывать и обещать того, что не смогу выполнить, — сказал я. — Вряд ли я переживу…
— Ты переживёшь! — перебил он. — Я знаю камрада Кетаки дольше, чем ты. Мы с ней сюда на одном корабле прилетели. И так просто она тебя не бросит.
«Мне бы твою уверенность», — мрачно подумал я, но не стал спорить.
— Так вот, моя идея, — начал Ирвин и отпустил меня. — Чтоб ты знал, я бы им рассказал. Но после того как я в первый раз раскрыл рот, они меня на свои тайные сборища не приглашали. И это их проблемы. Так вот, он чем-то их заманивал, этих бедолаг. Я не знаю чем, но они точно сюда не гулять приходили. Однозначно не Джулиан — он вообще не понимал, как это — «гулять». Стрикер — аналогично. Да и самый первый, математик. Всё свободное время сидел дома, выбирался только на работу, в спортзал и поесть.
