Флетчер Нибел - Исчезнувший
Он принес яблочный крюшон с лимоном и льдом, повесил в буфетной свою белую куртку, и через минуту задняя дверь закрылась за ним.
— Итак, Майк? — Грир выжидательно смотрел на Мигеля, держа в руке вилку с чуть подрумяненным бифштексом.
— Вот какое дело, — начал Мигель. — Как вы знаете, я защитил диплом в Калтехе[1] и приехал сюда в июле. В КАЭ[2] меня прикрепили к административной секции на четыре с чем-то месяца. Работа неинтересная, обычная конторская рутина, не имеющая почти ничего общего с физикой. В нашей секции еще пять практикантов, все готовят диссертации, как и я. Цель руководства — познакомить нас с принципами работы Комиссии по атомной энергии. После этого осенью мы должны перейти к теоретическим основам атомной физики. Тогда нас пошлют в такие центры, как Брукхейвен и Лос-Аламос. Представляете, как я был удивлен, когда узнал, что двое практикантов из нашей группы получают стипендии не только от КАЭ, но и от другой организации, которая называется…
— Стоп! — Грир поднял руку. — Задний ход! Кто кому платит?
— Простите, — пробормотал Мигель со смущенной улыбкой на бронзовом лице. — Значит, так. Шесть практикантов находятся на содержании КАЭ и получают стипендии непосредственно от комиссии. Но двое из них, кроме того, получают дополнительно деньги, и немалые, — по 7500 долларов в год! — от Поощрительного фонда.
— Какого фонда? — спросил Грир.
— Поощрительного, — ответил Мигель.
— Никогда о таком не слыхал, — сказал я.
— Это еще только начало, слушайте дальше, — сказал Мигель. Глубокие черные глаза придавали его лицу дерзкое выражение, латинская горячность прорывалась в убыстренном темпе речи. — Понимаете, меня недели на две перевели в расчетное отделение. Там я обнаружил, что возле фамилий этих двух практикантов в платежных ведомостях ставят отметки «Поощ.». Когда я спросил главного бухгалтера, что это означает, он ответил: «Дополнительное вознаграждение „Поощрения“. Но, когда я спросил, что это за „Поощрение“ и за что эти двое получают дополнительную плату, он начал что-то мямлить, явно не желая отвечать. Он сказал, что у них были особые обязанности, о которых он сам ничего не знает. Сказал, что, во всяком случае, теперь система изменена и таких отметок в платежных ведомостях больше не делают. Естественно, меня это заинтересовало. Вы знаете, денег у меня хватает. Однако я всегда старался заработать их сам, и мне стало обидно, что двое практикантов получают суммы, которых остальные не получают. Мне это показалось несправедливым.
Мигель прервался на минуту, чтобы расправиться со своим бифштексом, затем зачастил еще быстрее:
— Разумеется, я поговорил с обоими парнями. Один из них был очень удивлен, что я узнал обо всем этом. Он сказал, что «Поощрение» означает «Поощрительный фонд», это организация, которая стремится привлечь к работе в области физики как можно больше способных молодых студентов, предлагает им дополнительную стипендию. Сказал, что больше ничего не знает, кроме того, что получает 7500 долларов в год равными частями регулярно два раза в месяц. Второй парень оказался словоохотливее. Он сказал, что связь с «Поощрением» предполагает некоторые дополнительные задания. Если меня это интересует, он свяжет меня с одним из представителей «Поощрения», и я смогу с ним поговорить. Я сказал: «Конечно, интересует».
— Кто заправляет этой Поощрительной конторой? — перебил я его.
— Я как раз хотел рассказать об этом, — ответил он. — Недели через две как-то вечером ко мне на квартиру пришел мужчина лет 45—50, довольно симпатичный и явно образованный. Сначала поговорил о том, о сем, а потом объявил, что работает в «Поощрении» и что у него для меня есть заманчивое предложение. Он, мол, знает, что я не нуждаюсь в деньгах, но, может быть, меня заинтересует это дело по «патриотическим мотивам», как он выразился. Я его сразу поправил. Сказал, что хочу сам сделать карьеру, не полагаясь на деньги отца. Разумеется, я патриот, добавил я. В таком случае, сказал он, «Поощрение» готово выплачивать мне 7500 долларов в год не только пока я буду работать над диссертацией, но и все время — главное, чтоб я продолжал заниматься физикой или какой-либо другой смежной дисциплиной. Я спросил, что с меня за это потребуется.
— Помедленнее, Майк, прошу тебя, — взмолился я.
Мигель ухмыльнулся.
— Хорошо. Этот тип сказал, что все, что от меня требуется, — это слушать и запоминать услышанное. «Поощрение» интересуется развитием мировой физики вообще и международными связями физиков в частности. Если я услышу о каких-нибудь новых исследованиях в Италии, или в Израиле, или в России, я должен об этом сообщать в фонд. Чем чаще я буду участвовать в международных конференциях, тем лучше. То же самое относится к дружеским связям с физиками других стран. Кроме того, «Поощрение» интересуется американскими физиками, которые работают с иностранными учеными, дружат с ними или просто часто путешествуют. Я сказал, что все это выглядит странно. Хорошо, сказал он, это только наша первая встреча, и, если меня это действительно заинтересует, мы сможем побеседовать позднее более подробно. Я поблагодарил, сказал, что все обдумаю и снова с ним встречусь. Спросил, могу ли я ему позвонить. Не беспокойтесь об этом, сказал он, просто сообщите Джо — это один из тех двух протеже «Поощрения», — и он, т.е. мой посетитель, сам со мной свяжется.
— Он назвал свое имя? — спросил Грир.
— Да, — ответил Мигель. — Смит. Но мог с таким же успехом назваться Джонсом или Томасом. Когда он ушел, я задумался над этим посещением. Что-то здесь было нечисто. Он говорил много, но почти ничего не сказал. И мне не понравилось, что он не оставил ни телефона, ни служебного адреса.
Так вот, — продолжал Мигель, — на другой день отправился я в библиотеку конгресса и взял справочник обо всех благотворительных, освобожденных от налогов фондах. Никакого «Поощрения» там нет и никогда не было… — На мгновение речь его замедлилась, затем он снова затрещал как пулемет: — Тогда я начал искать номер «Поощрительного фонда» в телефонном справочнике Вашингтона. Никаких следов. На всякий случай я проверил нью-йоркский справочник и только там нашел «Поощрительный фонд». Адрес: Тридцать восьмая Восточная улица, Нью-Йорк-Сити. И вот в этот понедельник я отправился туда. Дом обветшалый, со скрипучим лифтом, кроме «Поощрения», там полно всяких старых контор. «Поощрение» на третьем этаже. Оказалось, весь этот фонд помещается в одной комнате с грязными окнами, из мебели там — конторский шкаф, а из сотрудников — одна девица за пишущей машинкой, которой явно нечего делать. Когда я спросил, где ее начальники, она ответила, что знает только одного начальника, мистера Мори Риммеля из Вашингтона.
