Максим Марух - Игра Лазаря
Лазарь выжидающе забарабанил пальцами по подлокотнику кресла, но ответа не последовало. Стало быть, ждут ещё одного вопроса.
– И Игра интересная. Там, небось, жуть, как круто? – Вопросы, уже содержащие в себе ответы, особенно эффектны. – Она хоть молоденькая?
Сенсор заметно напрягся.
– С чего решил, что это она? – спросил он, изображая непринуждённое удивление. Ему почти удалось, если не считать выступившего на щеках румянца. Минуту назад его там не было.
Лазарь улыбнулся про себя: слишком хорошо он знал эти щёки.
– Стало быть, молоденькая. Симпатяшка?
Одна из девушек фыркнула, раздражённо скрестила на груди руки. Заострённые черты лица, светлые волосы до плеч, распушённые природой настолько, что в них легко застрянет небольшой канцелярский предмет. Это Дарения.
– Определённо, симпатяшка, – сам себе ответил Лазарь.
– Не угадал. Страшная, как ядерный взрыв, – в разговор вступила Айма, вторая девушка в комнате.
Держалась она деловито, как и подобает старшей. Ей двадцать два, но из-за миниатюрной фигурки, присущей всем азиаткам, выглядит моложе. Если не заглядывать в лицо. Не по росту серьёзное, скупое на улыбки, чуть нагловатое. Лицо и тело уравновешивают друг друга и выдают реальный возраст.
– Да ещё калека, – поддержала подругу Дарения. – С протезом ниже колена.
Прикрыв рот ладонью, Лазарь изобразил пароксизм тошноты. Получилось весьма правдоподобно – что-что, а кривляться у него талант.
Марсен – конопатый мальчишка, до сих пор хранивший молчание, вскинул белёсую голову и громко доложил:
– Не слушай их, Лазарь! Сенс сказал, она клёвая!
– А ты чего лезешь, мелкий подхалим? – вспыхнула Айма.
– Сама дура! Ой!
Марс получил от японки подзатыльник, но в долгу не остался и тут же запустил пальцы в блестящие волосы девушки. На выручку Айме пришла Дарения и принялась шлёпать Марса ладошками по спине. Била она скорее для вида, чем для дела – неуверенно и не больно.
Лазарь встал с кресла, перешагнул через ноги дерущихся и открыл окно. В узкий прямоугольник форточки ворвался, точно под напором кузнечных мехов, студёный зимний воздух.
– Надо бы прикрутить котёл. Радиаторы на всю катушку жарят.
Сенсор с трудом угомонил Марсена и Айму, и втиснулся между ними, во избежание рецидива.
– Прикрутим. Ладно, Коломбо, колись давай. Когда и откуда узнал?
Адреналин вмешался в кровь, словно кто-то закачал его через шприц. Стало быть, победа. И новая Игра.
Лазарь уселся на подоконник, привалился спиной к холодному стеклу.
– Когда увидел твою тачку у ворот. До обеда ещё час, значит, ты приехал не обедать. Да и спальня твоя на один этаж выше кухни. Шторы задёрнуты, но спать тоже вроде бы рано. Диапроектора у нас нет, значит, вы тут не диафильмы смотрите. Зато вместо диапроектора у вас Дарения – показывает мультики про несчастную одноногую Хиросиму.
Японка цокнула языком:
– Хиросима – это город.
– А что «она», как узнал? – допытывался Сенс.
– По выражению лиц Инь и Ян. Так сопереживать могут только женщины и только представительницам своего пола.
– Чтоб ты знал – Ян, вообще-то, мужской архетип, – сардонически заметила Дара.
Лазарь наморщил лоб:
– Ну, должен же кто-то в вашей парочке выступать за мальчика.
Марсен и Сенсор прыснули со смеху, и даже девушки не смогли скрыть улыбки, коротко переглянувшись между собой.
– По оперативности, с которой нарисовался Сенсор, можно предположить, что девушка эта юная и привлекательная. А по роже Малого становится ясно, что там круче, чем в Диснейленде.
Лазарь давно уяснил себе, что для анализа людей, с которыми знаком достаточно долго, дедукция бесполезна, как бесполезна она дрессировщику обезьянки в том, чтобы понимать, что у неё на уме. На смену логике приходит простая наблюдательность, и когда обезьянка почешет однажды нос, и все вокруг решат, что у неё чешется нос, только дрессировщик будет знать, что чешется на самом деле не нос, а глаз.
Айма закатила глаза:
– Ладно, Сенс нашёл Инь. Отпусти пару сексистских шуточек насчёт меня и Дары и давай к делу
– Симпатичный Инь, – неохотно признал Сенсор. – Не в этом ведь дело…
Лазарь вопросительно посмотрел на Марсена.
– Там суперски! – охотно подтвердил мальчишка.
– Супер!
Лазарь легко соскочил с подоконника и зашагал к выходу из комнаты. День обещал быть насыщенным – ну, кто бы мог подумать!
– Да, и нам надо это обсудить, – серьёзно сказала Дара. – Ты куда намылился?
– Мылить руки. Обсудим за обедом. Важные дела на голодный желудок решать не рекомендуется.
2
Загородный коттедж, служивший домом Лазарю и его друзьям, имел достаточно внушительные размеры: вместе с мансардой получалось три этажа. Однако, несмотря на свои габариты, коттедж выглядел до того скудно, что посторонний человек, проходя мимо, мог подумать, что он ещё не достроен, не обжит, а то и вовсе брошен.
Деньги вкладывались в постройку беспорядочно, словно каждый этап работ определялся не прорабом, а колесом фортуны. Фасад здания был обложен снаружи кирпичом, остальным сторонам повезло меньше: они бесстыдно щеголяли дешёвыми керамзитовыми блоками, из которых собиралась коробка. Цоколь пытались декорировать каким-то серым ноздреватым камнем, но бросили на половине. Водосточные трубы отсутствовали, зато желоба для сбора дождевой воды стояли по всему периметру крыши. Деревянные наличники на окнах забыли покрасить, там и сям на них цвёл чёрно-зелёный грибок. И только две плоские дымоходные трубы на крыше могли выдавать присутствие жильцов, курясь сизыми струями дыма.
Участок перед домом оставили крохотный, места хватало только на одну машину, да на пару Т-образных шестов, соединённых бельевыми верёвками. От калитки в воротах и до крыльца тянулась через дворик битая асфальтовая дорожка. Крыльцо вело в небольшой тамбур с лавками для обуви и крючками для одежды, а тот в прихожую. Две несущие колонны слева от прихожей обозначали начало гостиной: обширного помещения с камином и резными двустворчатыми дверями на веранду, примыкавшую к западной стороне дома. Когда-то это была просто терраса, но потом к ней пристроили навес и огородили балюстрадой. Следом за гостиной располагалась просторная кухня, а за ней прихожая упиралась в винтовую лестницу на второй этаж.
На втором этаже было четыре спальни – по две с каждой стороны широкого прохода – и туалет в восточном конце. Спальни Лазаря и Сенса были смежными, каждая имела выход на общий и единственный в доме балкон, заменявший крыльцу козырёк. Мансардный этаж давно превратился в кладовку, забитую всяким хламом.
