Чужак (СИ) - Люро Полина
― Зря я тебя откармливал ― ишь как лупишь раненого беднягу, похоже, кому-то действительно полегчало…
Силы на радостях и правда ко мне вернулись. Старик же, охая и держась за раненый бок, заковылял в комнату, где при виде устроенного грабителями беспорядка быстро пришёл в чувство, выразительно их обругав и смешно сотрясая воздух маленькими сухими кулачками. Но, похоже, мы оба рано радовались: через час у Шаня начался жар, и пока добряк-Ван под его руководством готовил лечебную настойку, сам несколько раз чуть не придушил, как оказалось, вредного и придирчивого «Учителя»…
К утру жар сменился страшной слабостью. Бледный Шань, взяв за руку, еле прошептал:
― Кажется, сегодня ты спас мне жизнь… но, Ван, можешь ещё кое-что сделать для старика? Сил не осталось, а надо срочно передать тот свёрток, что я отдал тебе вместе с деньгами, одному человеку. Не будь это настолько важно, поверь, не стал бы просить, ведь ты ещё сам не здоров, мой мальчик… Помоги, а после можешь забрать себе все деньги и отправляться, куда пожелаешь ― всё равно откладывал их для тебя…
Поколебавшись, я пообещал выполнить поручение. Оказалось, идти надо было прямо сейчас, пока не рассвело. На улице после дождя стоял сильный туман, и у меня появилось сомнение ― мало того, что ничего не помнил, в такой белой мгле было очень легко заблудиться.
Но Шань успокоил, сказав, что надо всего лишь обогнуть дом, а дальше улица сама выведет к пристани. Он велел достать из сундука плащ с капюшоном, а под него надеть странного вида светлую монашескую рясу:
― Не удивляйся, Ван ― это одежда для тайных встреч. Человек сам подойдет к тебе около шхуны «Святой Лурк», надо просто отдать ему свёрток и вернуться домой. Вот и всё, ты обязательно справишься…
На словах это казалось не так уж и сложно, и всё же вызвало подозрения. Я осмотрел комнату и, выбрав на кухонном столе большой нож, засунул его за пояс. Старик поморщился:
― Это лишнее, ты напрасно беспокоишься…
Усмехнулся в ответ:
― Считаешь, в городе, где меня уже один раз чуть не прикончили, да и тебя, кстати, тоже ― безопасно, тем более ночью?
И тот скис, покачав головой:
― Ты в праве не верить…
Хлопнул его по плечу:
― Дело не в тебе, Шань, я никому не доверяю…
Подумав, добавил другой нож ― маленький с узким лезвием, заодно прихватив ещё несколько, включая тесак. Рука вдруг ловко подбросила их вверх, где, перевернувшись несколько раз, они по очереди приземлились рукоятками точно в мою ладонь:
― Как думаешь, может, раньше Ван был фокусником в балагане?
Я усмехнулся, глядя на поражённую физиономию Шаня:
― Возьму, пожалуй, с собой все. Не возражаешь? Так, на всякий случай…
Натянул капюшон плаща на голову и, бросив взгляд на встревоженного старика, спросил:
― Почему так волнуешься, Шань? Сам же сказал, что дело пустяковое… Надеюсь, ты спас меня не для того, чтобы подставить?
Он грустно усмехнулся:
― Жизнь ― сложная штука, Ван, а я, как ты уже наверняка догадался, связан с контрабандистами, и всякое может случиться. Но подставлять тебя не собираюсь: просто если не отдам эту вещь, бандиты вырежут семью одного хорошего человека. Однажды он спас старика, и теперь пришла очередь Шаня отплатить добром за добро…
Я ухмыльнулся:
― Понял, напоминаешь о моём долге, хитрец? Ладно, ухожу, и молись, чтобы всё обошлось…
Он не ответил, опустив голову. Сырой воздух из-за открытой двери ударил в лицо, охладив мгновенно вспотевшую кожу. Ночной ветерок, быстро скользнув за полы плаща, заставил поёжиться и пожалеть о том, что под тонкой сутаной ничего нет ― даже паршивых штанов. Потёртые сандалии были неприлично велики, так и норовя покинуть исхудавшие ступни. Когда я очнулся, на мне была только длинная, напоминавшая женскую рубаха ― одежду «найдёныша» Шань отдал в починку соседке, но время шло, а выполнять заказ она, похоже, не торопилась.
Обогнув дом, я вышел на укрытую туманом улицу с терявшимися в белой мути силуэтами таких же развалюх. На удивление, под ногами не чавкала грязь ― лишь хлюпали лужи, и подошвы скользили по блестящим в свете фонаря булыжникам, пока глаза с надеждой выискивали хоть какую-нибудь палку для опоры.
Было непривычно тихо в этот час, когда каждый шаг отдавался в голове болью, а в душе ворочался страх, вынуждавший одинокого прохожего то и дело оборачиваться, пытаясь рассмотреть невидимую опасность. Пройдёт совсем немного времени, и под слегка светлеющими небесами заскрипят двери пекарен, начнут зажигаться лампы в лавках мастеровых, застучат по брусчатке башмаки спешащих к открытию рыбного рынка торговцев. А пока юный рассвет не спешил, потягиваясь, трясти своей золотой головой над миром, меня сопровождал только дышавший в шею пугающий мрак ночи…
Дорога шла под уклон, и пришлось невольно ускорить шаги, говоря себе, что я вовсе не убегаю от невидимого врага, а просто спешу поскорее выполнить это нелепое поручение. Когда в нос ударила смесь запахов морской соли, водорослей и тухлой рыбы, из груди вырвался непонятный вздох облегчения. И хотя за плотным туманом не было видно кораблей, я «почувствовал» их присутствие ― казалось, огромные чудища притаились за этой влажной завесой, пряча свои грузные тела под толщей океанской воды и готовые в любой момент вынырнуть, атакуя и заглатывая волны гигантскими ртами…
― Да что это со мной ― неужели я поэт? Или, скорее всего, такой же контрабандист, как и «сердобольный» старикашка, приютивший обречённого человека. Морская дева, верни хотя бы каплю памяти, нечестно, когда в голове также пусто, как и на этой…
Кто-то приближался со стороны гавани, и я запаниковал, пытаясь вспомнить название корабля, у которого должен был ждать незнакомца:
― Святой, как его там… а, Лурк. Только как определить, где он тут, если ничего не видно?
Человек приблизился, и пришлось поднять фонарь, чтобы рассмотреть его лицо. Надо сказать, оно мне сразу не понравилось ― грубое и неприветливое, заросшее бородой по самые брови, нависавшие над покрасневшими мутными глазами. Его суровый обладатель или не спал больше недели, или просто давно забыл значение слова «трезвый». На нём был непромокаемый рыбацкий плащ с большим капюшоном; руки, спрятанные в широких рукавах, могли держать всё что угодно ― от тесака до кастета…
Он рыкнул:
― Ты кто и что тут шастаешь? Убирайся, пока я не сбросил твой труп в море…
Я напрягся, нащупав под плащом рукоять большого ножа, но в этот момент незнакомец, икнув и потеряв ко мне всякий интерес, развернулся и, напевая под нос что-то невнятное, нетвёрдой походкой побрёл куда-то в одному ему известном направлении. Но радоваться было ещё рано, чья-то рука опустилась на плечо, и поясницу неприятно кольнуло:
― Где Шань? ― сказано было тихо, но если бы на голове остались волосы, они точно встали по стойке смирно.
Я выдохнул:
― Святой Лурк?
Он убрал оружие от моей спины и усмехнулся:
― Не то чтобы святой… Принёс?
Почему-то стало трудно дышать, рассудок лихорадочно пытался понять, что не так в этой ситуации, и сам же отвечал:
― Да всё… Ты не дошёл до условленного места, этот тип может быть кем угодно. Впрочем, какая разница? Главное ― отдать эту вещь, Шань сам виноват ― не назвал условного пароля, не описал человека. Моё дело сторона, не хочу умирать после того, как только что вернулся к жизни…
Кивнув:
― Принёс… ― достал из-за пазухи свёрток, протянув уже стоявшему передо мной Лурку.
Человек был невысок и худощав, хотя плащ скрывал его полностью, почему-то подумалось, что он не вояка, а кабинетный червь. Его лицо при свете фонаря казалось утончённым и привлекательным: большой лоб и породистый с горбинкой нос, полные, красиво очерченные губы, твёрдый подбородок. Умные проницательные глаза смотрели с любопытством. Он был молод, не старше тридцати…
В общем, казался весьма безобидным, и ключевое слово здесь ― казался… Не знаю почему, но я был уверен, что этот человек ловок и наверняка прекрасно владеет оружием:
