Стивен Джонс - Мистика
— Не нужно говорить вам, как все это неприятно, — заметил Лестрейд, кивая констеблю, который поднял простыню.
Это был Дженкс. С разорванным горлом.
— Мы думали, он был просто смотрителем, — сказал Лестрейд. — Потом нашли его документы, и похоже, что он из вашей компании.
— Да-да, — произнес Борегард, не вдаваясь в комментарии.
— Без сомнения, крутился здесь в связи с последним делом. Убийством Уэмпла. За спиной у работающей не покладая рук полиции.
— Дженкс лишь приглядывал за некоторыми предметами. Вы же знаете, что здесь в подвале хранится драгоценность короны.
— Хранилась.
Слово прозвучало, как удар молота.
— Хранилище было взломано. Никакой хитрости или ума. На мой взгляд, похоже на динамит. Взрыв перебудил сторожей во всем здании. Тех, что проспали все это.
— Камень Семи Звезд исчез?
— Еще бы.
Борегард глянул на рану Дженкса.
— Это похоже на то, что было у Уэмпла?
Лестрейд кивнул:
— Разорвано от уха до уха, чем-то зазубренным и не слишком острым.
Борегард видел отметины на убитых тиграми в Индии, следы нападения крокодилов в Египте, работу львов в Трансваале, жертв волков в Сибири и на севере Канады.
— Может, это животное, — сказал он.
— Мы думали об этом. В случае с Уэмплом все было на месте, если вы понимаете, о чем я. Изорвано так и сяк, но не изжевано, не порвано на куски, не съедено. Звери так не делают. Они всегда хотя бы попробуют съесть то, что убили.
По какой-то причине он подумал про женщину в дымчатых очках, которая была здесь, когда он в последний раз видел Дженкса. В его воспоминании зубы у нее были острые, как у гурмана-каннибала.
— Это странно.
— Я не люблю странностей, сэр. Они всегда означают, что бедных полицейских типа меня отпихнут в сторону и запустят на мою территорию умников вроде вас или того парня с Бейкер-стрит. Что мне по душе, так это убийца, который напивается, лупит дубиной жену, потом сидит и рыдает, пока не явится полиция. Вот правильное убийство. А это — просто злодейство.
— Ваш убийца совершил сегодня ночью две грубые ошибки, Лестрейд. Забрав "Семь Звезд", он ограбил королеву. А убив Дженкса, возбудил гнев клуба "Диоген". Я не хотел бы оказаться на его месте.
Лондонским адресом Деклана Маунтмейна был георгианский особняк на Уимпоул-стрит. Подходящее логово для змеи, норовящей свить гнездо на самой груди империи.
Борегард посчитал, что лучше будет действовать напрямую. Интересно было, учитывая события прошедшей ночи в музее, оценить состояние Маунтмейна этим утром. Не звенит ли у него в ушах, как если бы он оказался вблизи от места взрыва в замкнутом пространстве?
Он постучал в прочную дверь парадного входа особняка Маунтмейна и дожидался на ступенях, пока дворецкий не открыл ему.
— Мистер Маунтмейн не принимает посетителей, сэр, — сказал слуга с заостренным лицом. — Он захворал.
— Меня он примет, — уверенно заявил Борегард.
Дворецкий колебался:
— Вы доктор, сэр? Доверенный доктор?
Борегард посмотрел вверх и вниз по улице, словно подозревая, что за ним следят. Как и следовало ожидать, в дверном проеме за дюжину домов от них виднелся какой-то мешок, очертаниями подозрительно похожий на человека. А это был совсем не тот район, в котором джентльменам дозволялось свободно спать посреди дороги под звездами.
— Вы полагаете, следует говорить о таких вещах на улице, где всякий может услышать вас?
Дворецкий был укрощен и — если только Борегард не ошибся самым жестоким образом — перепуган.
Дверь широко распахнулась, и Борегарду позволили войти. Он попытался поддерживать впечатление, что он — скомпрометировавший себя врач, явившийся с тайной миссией милосердия. Выдавать себя подобным образом за другого было на удивление легко, особенно если не пытаться на самом деле быть тем, кем стараешься казаться, а просто позволить остальным строить предположения и не противоречить им.
В передней у Маунтмейна было темно. Окна все еще занавешены. Полоска дрожащего света под дверью свидетельствовала, что одна из комнат занята, и можно было расслышать тихие голоса. Дворецкий повел Борегарда не к этой двери, а к другой, и открыл ее.
Горела одна-единственная лампа — тусклый фонарь на столе. На диване лежал человек, накрытый простыней. Он стонал, и на добрую четверть простыни расползлось черно-красное пятно.
Дворецкий добавил света в лампе, и Борегард взглянул на лежащего мужчину. Тот был смертельно бледен под глубоко въевшейся грязью, зубы стиснуты, на лбу крупные капли пота.
Борегард приподнял простыню.
В человеке словно долотом выдолбили дыру, разорвав на нем рубаху и обнажив ребра.
Раненый мужчина схватил Борегарда за руку.
— Священник, — вымолвил он. — Позовите священника.
— Ну хватит, Бэкон, — раздался басистый голос. — Неужто ты так легко отступил от своих принципов и вернулся к жалкой вере твоих ничтожных предков?
Борегард обернулся.
В дверном проеме стоял человек, который, как он понял, и был Декланом Маунтмейном. Невысокий и плотный, с высоким лбом, кажущимся еще выше оттого, что в его черных волосах появились залысины, Маунтмейн в любом случае выглядел впечатляюще. Он был в широкой куртке с поясом и сапогах для верховой езды, испачканных, без всяких сомнений, кровью. Не самая подходящая одежда, чтобы слоняться по дому в ожидании завтрака, но идеальная для полуночных приключений с кражей и убийством.
Рана Бэкона неоспоримо напоминала смертельные ранения, полученные Дженксом и Уэмплом.
— Кто вы такой, сэр? — осведомился Маунтмейн. — И что вам за дело до открытой раны молодого Бэкона? Вы не чертов врач, это ясно.
Борегард подал ему свою визитную карточку.
— Я хотел проконсультироваться с вами как с экспертом по оккультным вопросам.
Маунтмейн взглянул на визитку, насмешливо приподнял бровь, затем отвесил дворецкому пощечину, отбросившую того к стене.
— Ты никчемный болван, — бросил он своему слуге.
— Этот человек нуждается в заботах врача, — сказал Борегард. — И, как он сам сказан, священника.
Маунтмейн шагнул к нему.
Борегард почувствовал, как Бэкон сильнее сжат его руку при приближении Маунтмейна. Потом хватка внезапно ослабла.
— Нет, он нуждается в заботах гробовщика, — возразил Маунтмейн.
Мертвая рука Бэкона упала. На рукаве Борегарда была кровь.
— Очень печально, — заметил Маунтмейн, стараясь говорить неспешно, невзирая на раздражение, душившее его. — Несчастный случай. Его сбил кеб.
