Егор Красный - Десант времени
3. Третья участница научной половины отряда получила псевдоним «Жара». Многие из экспертов по кадрам в Управлении ФСБ чувствовали учащенное сердцебиение, когда просматривали несколько любительских съемок спортивного телосложения блондинки. За не имением другого, оперативная съемка была сделана на пляже, что давало зрителям полностью насладится ее формами и грацией. Ослепительная улыбка на загорелом с правильными чертами лице, предназначалась всем и ни кому. Один из сотрудников во время просмотра утер испарину со лба и непроизвольно произнес: «Ух, жара!». Кругом рассмеялись и все согласились с ее новым именем «Жара». Не уповая на свою великолепную внешность, в 24 года, она была весьма талантливый микробиолог и биоинженером, врачом и химиком. Она могла лечить любого от мигрени и усталости лишь одним прикосновением руки. У больного при этом вспыхивали чувства, которые были сильнее всех болезней.
4. Четвертый участник научной группы получил псевдоним — «Грач». Историк, археолог, этнограф, лингвист и антрополог… — лишь краткий перечень его научных изысканий и познаний. Языкознание Грача охватывало 12 языков, в которые входили сложные арабско–персидские языковые группы, а также индийский, латинский, древнегреческий, итальянский, португальский. Он был в его 29 лет холост и больше походил на отшельника. Вряд ли можно было найти равного ему эксперта, без опыта которого научный состав группы был бы полон, однако, некоторые его недостатки вызвали возражения у ряда кадровых специалистов ФСБ. Не взирая на его научные наклонности и прагматизм, он слыл великим авантюристом и был причастен к смертельным трюкам по покорению московских высоток в ночное время. Многократно за ним устраивались гонки, но он, имевший за своей спиной пароплан или управляемый парашют и маску на лице, успешно уходил от сотрудников милиции. Хорошо подобранная роза ветров, позволяла ему уходить с высотки МГУ за Москву–реку или с высотки на Котельнической набережной, многократно петляя над рекой, приземляться среди посольских домов, оставляя каждый раз милицию с носом. ФСБ не имела проблем с ним, так как это не была прерогатива ее ведомства, но в какой‑то мере это влияло на имидж секретного «Нулевого дивизиона». Несмотря на ведомственный скептицизм, на его анкете стояла четкая резолюция — «Взять в отряд — неба всем хватит!».
Пожалуй, в то время пока новый секретный Дивизион будет проходить подготовку и обкатку, читателю нужно забыть на некоторое время 2004 год и вернуться во времена Гражданской войны, великих потрясений народов и людских судеб.
Глава 5 «Вашскобродь, подойдите ближе к стенке»
Комиссар ВЧК Балкин преследовал группу белых офицеров по улицам ночного города. Ночная изморозь прихватила брусчатку улиц первым ледком, отчего копыта лошади иногда соскальзывали, и седло под седоком съезжало на круп.
— Стой, белая гадина, все равно достану, — кричал Балкин, размахивая маузером над головой. — Все равно пристрелю, будете помнить революцию и товарища Ленина.
Белогвардейцев было около семи человек. Они уходили от комиссара, пустив лошадей в галоп по пустынным улицам города, освещенных бледным светом луны и ночных звезд. Неожиданно перед ними метнулась тень волка. Худое и костлявее тело хищника было покрыто клочковатой шерстью. Лошади испугались волка и встали на дыбы, сотрясая воздух ржаньем.
Комиссар Балкин воспользовался заминкой и настиг беглецов. Встав на их пути Балкин приблизил к их лицам маузер.
— А, ну, все слазь с коней. Кончилась ваша песня! Революция и Красная армия непобедимы! Давай, белые гадины, становись к стенке…
Комиссар построил белогвардейцев к кирпичной стене завода. Какое‑то время чекист колебался, но тут он вспомнил артиллерийского офицера Крапивина на минном заградителе «Амур». Однажды как‑то во время похода, матрос Балкин немного перебрал, приложившись не в меру к большой мутной бутылке с самогонкой. Это случилось, когда матросы выставляли минные заграждения на Японском море. Крапивин отхлестал своими перчатками пьяного матроса по лицу. Вихри революций и гражданской войны разметали матроса и артиллерийского офицера по России, но ненависть к офицерскому сословию осталась у Балкина навсегда.
— Молитесь, господа хорошие, сейчас вам отправка на тот свет будет!
— Стреляй, красноперый большевик, все равно вам всем крышка придет!
— Врешь, Вашскобродь, подойдите ближе к стенке… Именем революции, всем белым гадам выноситься смертный приговор! — прокричал Балкин не слезая с коня, и он сделал свой первый выстрел в самого рослого и старшего белого офицера.
Лишь только щелчок раздался из пистолета «Маузер», вместо выстрела. Попробовав еще раз выстрелить, комиссар Балкин вдруг понял, что его оружие по какой‑то причине не сможет убить ни одного беляка, а значит — они его убьют. Матросский бушлат прилип к взмокшей от пота спине, и ужас сжал сердце и горло железной хваткой. Неожиданно, белый офицер полез в свою кобуру и достал револьвер. Комиссар понял, что из‑за какой‑то роковой ошибки, его сейчас убьют, и ни кто не узнает, как он был решителен и смел.
Неожиданно его кто‑то затряс за плечо и весь мокрый, находясь в бреду, комиссар Балкин открыл глаза. В свете горящей свечи, он увидел небольшую комнату, покрытую сиреневыми обоями, широкую кровать с мягкими подушками и перинным одеялом. Рядом с ним сидела в ночном балахоне испуганная студентка Милевская.
— Вадик, что с тобой? Ты так кричал во сне, так кричал, — она прижала свои руки к груди и вот–вот собиралась заплакать. — Ты даже свою крысу Дуську испугал. Глянь‑ка она вон под шкаф удрала.
— Ох, моя душа, моя единственная, мне и во сне покоя нет, с контрреволюцией и беляками воюю все, — утер вспотевший лоб комиссар. — Господи, жизнь моя горемычная, меня чуть не убил один офицер. Так я его лицо запомнил, он весь такой сытый и благородный, с усами и волосы у него ежиком. Ух, ненавижу белое офицерье, встречу его — убью без суда и следствия!
Балкин тяжело вздохнул и про себя поблагодарил Всевышнего, что это был только сон. Он огляделся вокруг себя и в полумраке комнаты разглядел свою одежду и его военный спутник — Маузер. «Надо проверить патроны, а то попадешь в переплет», — решил бывший матрос.
— Чей‑то зазябла я, мой котик, подбрось‑ка поленцев в буржуйку.
— Ох, моя Александра, сколько раз тебе говорил, что нынче уже не буржуйка, а пролетарка.
Снизу с первого этажа Доходного дома «Горчичный мед» послышался шум армейских сапог по дощатому полу многокомнатного барака–гостиницы, где и снимал себе номер комиссар Балкин со своей возлюбленной Сашей Милевской.
