Виталий Бабенко - Чикчарни
— Это ты будешь рассказывать в Москве. По Центральному телевидению, — обворожительно улыбается Мерта. — Когда станут показывать публичный процесс над изменником Родины и шпионом Сергеем Щукиным. Бывшим экспертом КОМРАЗа.
Весь этот разговор мне уже безумно надоел. Дешевка от начала до конца. Если им есть что мне предъявить — пусть предъявляют. Видимо, я им очень нужен, раз они пошли на такие ухищрения — вплоть до киднэппинга, чтобы меня заполучить.
— Ладно, хватит трескотни, — говорю я, опускаясь в кресло и наливая себе «Олд Грэнд-Дэд» (гулять так гулять, мне в конце концов тоже нравится карамельный привкус этого виски). — Чем вы меня там хотите порадовать?
— Извольте, — говорит Олав и подходит к видеосистеме. В руках у него появляется комп и видеомонетка. Он опускает монетку — крохотный видеодиск — в щель компа и подключает к телевизору видеосистемы.
Загорается экран. Я вижу спину удаляющегося от камеры чело века. Он подходит к воротам в ограде из колючей проволоки. За оградой высится круглая бетонная башня высотой с десятиэтажный дом — вся в металлических лесах, усеянных какими-то яйцеобразными предметами. Отчетливо видно огромное количество торчащих во все стороны антенн, которые придают башне зловещий вид.
Человека встречают двое в форме без знаков различия. Мужчина вынимает из бокового кармана пропуск и показывает охранникам. Те коротко козыряют. Человек бросает взгляды вправо и влево, затем оборачивается и пристально смотрит прямо на нас.
В моих жилах кровь превращается в горячую ртуть. Этот чело век я.
— Стоп-кадр! — командует Мерта.
Изображение застывает. «Суперсет» работает от голоса. На экране действительно я. Нет никаких сомнений. И походка была моя. И характерная для меня манера оглядываться.
— Где это? — спрашиваю я.
— Бавария, — улыбается Олав.
Я никогда в жизни не был в Баварии.
— А точнее?
— Гора Шварцригель.
«Черный засов», — машинально переводит название с немецкого какое-то лингвистическое устройство в моем мозгу. — «Подходящий топоним для шантажа, — добавляет сознание. — Только безвкусицы и здесь — через край».
— Ну, дальше, — тороплю я.
— Это одна из секретных баз БНД и ЦРУ. Здесь занимаются электронным шпионажем, — с готовностью объясняет Олав. — Прослушивают Восток всеми возможными способами. Допуск высшей категории секретности. Сюда могут войти немногие смертные — у пультов сидят определенные лица из ЦРУ, считанные сотрудники БНД, некоторые офицеры разведки ВВС Германии. Специально для вас мы разработали легенду, которую с удовольствием приложим к этой видеомонетке. Легенда объясняет, когда именно вас завербовали в АрмКо, каким образом осуществляется связь с нами, как часто вы бывали в подобных секретных центрах и во время каких конкретно командировок.
Дьявол! Один из тех редких случаев, когда я нетвердо знаю, как себя вести. Налицо фальшивка, но очень тщательно сработанная. Как повести игру?
— Зачем вам все это нужно? — спрашиваю я, изображая на лице дикое изумление.
— Это нам не нужно, — тут же реагирует Олав, он же Терри. — Хотя, не скроем, ради получения этой видеомонетки мы пошли на определенные затраты. Нам нужны вы, Сергей. Вы даже не представляете, как вы нам мешали последние два года, занимаясь тихой кабинетной работой. Несколько раз вас пытались убрать, но вам везло. Вы об этом и не подозреваете вовсе. Кстати, я всегда был противником вашей смерти.
— Спасибо, дружище, — любезно кланяюсь я.
— Убийство видного человека всегда поднимает слишком большие волны, — не замечает Лейтон моей ремарки. — Вы нам нужны живой. Подчеркиваю: именно нужны и именно нам. В настоящее время у нас нет в КОМРАЗе своего человека вашего уровня подготовки.
Я отмечаю мысленно — «в настоящее время» и «вашего уровня».
— Вы специально привезли меня в городок с таким говорящим названием — Хард-Баргин? — Я уже взял себя в руки, ко мне вернулась растаявшая было ирония.
— Нет, это вышло случайно, — отмахивается Мерта.
— Ой, смотрите. — Я стучу пальцем по столу. — Любовь к театральным эффектам вас погубит. И Шварцригель — тоже перебор. Пока что я имею в виду только название. Натуральный кич. Повторите запись.
И снова вижу, как на экране человек поворачивается и в меня упирается пристальный, как из зеркала, взгляд — мой собственный.
VII
— Покажи монетку, — попросил меня Эдик.
Я порылся в кармане, нашел там кругляш, нашарил в темноте руку Эдика и вложил в нее видеодиск.
Эдик включил автомобильный комп. Засветился дисплей.
— Что ты делаешь? — встрепенулся я. — Нас накроют через две минуты. Сквозь стекла кабины дисплей виден за километр.
— Ша, девочки! — Эдик иногда употребляет словечки из лексикона одесского Привоза, и откуда это у армянского интеллигента — я не знаю. Он почти уткнулся лицом в дисплей и что-то накинул на себя — стало темно. Я ощупал правое сиденье машины и понял, что Касабян снял с него чехол. До моих ушей донеслись тихие шелестящие звуки — это пальцы Эдика забегали по клавиатуре компа. Началось священнодействие, в котором я при всем желании не мог участвовать: Эдик расценивал диалог с машиной как очень интимный процесс, и вмешиваться в него с моей стороны было столь же бестактно, как вламываться ночью в спальню молодоженов с требованием к ним вести себя потише.
Я понятия не имел, что Эдик хочет получить от видеозаписи. Впрочем, ему виднее. Кто из нас компьютерный ас в конце концов?
— Да, кстати, — высунулся Касабян из-под накидки. — Не вздумай спать. Пока я работаю, ты — наши глаза и уши. А чтобы не скиснуть продолжай тихонько рассказывать о своих приключениях. Шехерезада ты наша, — желчно добавил он. — Синдбад-Мореход, мать твою…
Теперь, когда я мог упорядочить в памяти чехарду последних дней, я отчетливо видел все накладки, все швы, строченные белыми нитками, все комедийные мизансцены и драматические случайности. Не только я действовал наспех — мои противники, люди, у которых я встал на пути, тоже действовали наспех, и посему наши разведывательные контакты, сближения и расхождения напоминали плохо отрежиссированный спектакль или неуклюжий танец — с непременным отдавливанием ног и взаимными оскорблениями партнеров.
Я очень легко ушел от моих противников в Хард-Баргине — теперь я видел, что мне дали уйти.
Я прихватил с собой Аллана, которого тоже считал жертвой обстоятельств, — понятно, что и здесь со мной сыграли в поддавки.
…Придя в себя от шока, полученного при просмотре видеозаписи, я попросил Олава показать мне видеомонетку.