Александр Лонс - Чмод 666
Как в бреду, очень плохо соображая, что делаю, я расплатился за завтрак и заказал билет на ближайший доступный рейс до Москвы pour une personne[10]. За срочность пришлось добавить. Хорошо хоть тут бесплатный вай-фай и свободный вход в Интернет… Вот ведь какая беда! Все шло нормально, старик ничем не болел, был крепок и свеж для своего возраста, новую книгу собирался издавать. И вот… А теперь все мои планы летели к черту! Там еще наследство, как я понимаю… возня всякая, похороны, кладбище. Это — надолго. Интересно, как теперь это делается в России? Кому платить и как много? Я ж ничего не знаю про Москву, все изменилось, а что знал — от того давно уже отвык.
В Москву… черт… как это все не вовремя! Куча срочных дел, целая вереница людей, которые ни за что не будут меня ждать… И тут я поймал себя на мысли, что переживаю не только (и не столько!) о смерти отца, сколько о несвоевременности его кончины, разрушающей мои планы. Сколько времени я уже не приезжал в Москву надолго? Лет двадцать? Кошмар… Я, конечно, прилетал сравнительно часто, для чего имел всегда открытую визу. На пару, максимум — на пять дней. На большее меня просто не хватало. И каждый раз замечал, что уже чего-то не знаю, в чем-то не ориентируюсь и что-то не умею делать. Каждый раз приходилось кого-нибудь просить быть моим гидом и ангелом-хранителем.
На полном автопилоте я вернулся домой. Квартира оказалась пуста — подруга так и не появилась. Где ее носит, интересно, когда она мне так нужна? Ее телефон тоже не отвечал. А мне нужно было еще собраться и купить теплую одежду для России. Недолго думая, я зашел в некий сайт со спортивными товарами и заказал там пухлую горнолыжную куртку, пару теплых ботинок и лыжные перчатки. Тут тоже пришлось доплатить за срочность заказа и экстренность доставки.
Когда я лихорадочно собирал необходимое мне личное барахло, в дверь позвонили. Думая, что уже привезли заказ, и пришел курьер из интернет-магазина, я крикнул: «ouvert![11]»
Звонок повторился. Тогда я подошел к двери и открыл ее сам. Но там оказался вовсе не курьер. В дверях стояла молодая и очень привлекательная светловолосая особа с пустыми руками. Девушка мне сразу понравилась: длинные волосы, большие зеленые глаза, светлая кожа. Она напоминала не то какую-то актрису в роли тренера детской спортивной команды, не то чемпионку Уимблдона по теннису. Крепкая фигурка, точные движенья, уверенный взгляд. Блондинка носила белый свитер с «горлышком», голубые джинсы в обтяжку и черные сапоги со шнуровкой.
— Excusez-moi…[12] — буркнул я. Ничего другого мне не пришло в голову.
— Bonjour! J'ai un petit probleme…[13] Вы едете в Москву? — спросила она, вдруг перейдя на русский язык.
— Да. А вы кто? Вы из России?
— Я только что из Москвы. Надо поговорить, долго вас не задержу. Вы позволите мне войти? — невесело усмехнулась она.
— Да, конечно входите. Но я сейчас уезжаю, поэтому не смогу вам уделить должного внимания и достаточно времени…
— Достаточно для чего? Времени нам хватит. Я в курсе ваших дел, поэтому тянуть не будем. Ваш отец написал завещание, где все свое имущество, права на издания и интеллектуальную собственность отписал своему ученику. Вы там не упомянуты ни в каком качестве.
— Следовало ожидать, — пробормотал я под нос. А уже погромче спросил: — А вы откуда знаете про завещание?
— Но завещание можно оспорить, — продолжала она, пропустив мой вопрос, — если доказать причастность этого ученика к смерти вашего отца.
— А это действительно так? Я про ученика.
— Да, так. Я скажу больше. Этот ученик, а его фамилия Латников, попытается присвоить неопубликованные труды Антона Михайловича и выдать их за свои. Более того, он начнет портить их, и переделывать согласно своему видению и пониманию. Этого нельзя допустить.
— Нежелательно. А вы? Как вы заинтересованы в этом деле? И откуда у вас такие подробности?
— Я — ученица Антона Михайловича, — сказала она, подойдя ко мне почти вплотную, — и я очень многим ему обязана, поэтому должна выполнить его волю, хоть и не высказанную. Он сам бы этого желал, а последнее время он был со мной во многом откровенен.
— Несмотря на завещание? — спросил я девушку.
Удивительно, но от нее ничем не пахло, никаким парфюмом, даже вблизи. Более того, находясь практически впритык, я почему-то не испытывал к ней никаких сексуальных чувств. От волнения что ли? Или свалившаяся на меня новость выбила из колеи?
— Да. Я уверена, что это завещание написано не просто так, — продолжала она убежденным тоном. — Кстати, Антон Михайлович составил его только за пару дней до того, как на Тверском бульваре в Москве нашли его тело. Весьма подозрительно, не находите?
— Отец умер на улице? — мой голос все-таки дрогнул.
— Представьте себе! На улице! Зимой! Как бездомный! Вот московская газета, читайте! — и она протянула мне номер «Московского Боголюбца».
Я быстро прочитал газетную заметку в разделе происшествий, где моего отца именовали известным ученым с мировым именем. Невольно отметил про себя, что испытываю нечто типа гордости за своего старика. Покойного уже… вот черт…
— Так что же вы хотите? — немного резко спросил я.
— Я хочу, чтобы рукопись последней книги вашего отца не попала в руки Латникова. Если ничего не делать, то в конце концов он все-таки найдет и завладеет ею, поэтому времени на это у нас с вами почти не осталось.
— У нас? — удивился я. — Почему «у нас»?
— Да, — настойчиво подтвердила она. — Именно у нас. Я, как ученица вашего отца, очень заинтересована в этом. Если удастся доказать, что завещание на имя ученика незаконно, то вы становитесь наследником по факту.
С этими словами она протянула мне какой-то небольшой предмет на цепочке:
— Вот, возьмите, имейте всегда при себе и носите под одеждой, он теперь ваш. Это — важно! А когда будете в Москве, я с вами свяжусь. Извините, но мне пора. До свидания.
И девушка стремительно покинула мою квартиру.
Странная девушка. И ведет себя как-то необычно. Интересно, последнее время что, моего старика тянуло на молоденьких? Я вдруг понял, что практически ничего не знаю об отце. Как он жил? Что делал? С кем встречался? Я, конечно, внимательно следил за его научной деятельностью. Более того, у меня были все его труды, и даже переводы его книг на другие языки. Но я понятия не имел о личной жизни отца. На то были свои причины.
Как только дверь за девушкой закрылась, я посмотрел на предмет, что она оставила мне. Это оказался кулон. На цепочке из белого металла болтался небольшой темный камешек или стекляшка в форме косточки персика, в которой сверкал красный огонек. Решив, что это просто такая игра света, я подошел ближе к окну. Странно, но огонек не стал ярче. Тогда я снял с вешалки свою куртку, накрылся ею с головой и снова посмотрел на эту висюльку. Огонек никуда не делся, более того, мне показалось, что он стал даже ярче. Тогда я пошел на кухню, взял там вделанный в часы японский радиометр, с которым не расставался при своих поездках в Россию, и померил ионизацию. Норма. Камень (а я, из-за отсутствия других аналогий, решил все-таки называть этот предмет камнем) не был радиоактивным. Ладно, хоть не излучает, а там — разберемся, что к чему.
