Ольга Чигиринская - Контроллер
— Ну, у меня были… и другие задачи.
— Какие? Меня до инфаркта довести?
— Я работал на камеру. Камера зафиксировала, что она плохо обездвижила меня. Зарвалась.
— А на самом деле?
Он снял повязку с руки.
Марта потрясенно умолкла, даже дышать забыла.
— Внутренние повреждения остались, я чувствую, что мышца еще не до конца срослась.
— Ты…
— Нет, конечно. Она не смогла бы меня пить — сразу почуяла своего.
— Но ты…
— Я был, да. Нелегально и почти нечаянно. Все сложилось плохо. А потом меня исцелили — тоже почти нечаянно, повторить номер на бис не получается.
— Как?
— Действие Божьей благодати как объяснение тебя устроит?
— Нет.
— Так и знал. Других не будет.
Марта прекрасна. Она даже сама не знает, насколько прекрасна, с ее Тициановскими обводами. С ее полной противоположностью тому, что осталось на мокром асфальте сквера на Страстном.
— Вас много таких?
— Мало. К сожалению.
— Твои друзья?
— Вот они просто тренировались. Ну, Костя — священник, это тоже работает.
— Зачем ты все это мне рассказываешь?
— Тебе неделю назад пришло письмо от Эгиля. И ты на него ответила, Фригг.
Она промолчала.
— Ты наверняка задавалась вопросом: читаю ли я тебя. Да, конечно. С самого начала. И мне с самого начала нравится эта книга. Ты знаешь, в диссертации Анисьевой вам тоже нашлось место. Группа G. Те, кто очень медленно запрягает, но недовольство высказывает сразу, решительно и обычно в летальной форме. Два процента от общего числа.
— Ты больше не приедешь?
— Нет. Ты же ответила на письмо. Значит, с тобой мы больше видеться не можем.
— Безопасный секс.
— Я знал, что ты поймешь.
Тепло. В ней столько тепла, что всякая смерть кажется совершенно невозможной. Амазонка, мать амазонки.
— Он написал правду? Что мне не придется переступать через закон?
— Клянусь, что ты, если сама не захочешь, не переступишь его и на полпальца. Это оценят. Уже оценили. Хирургов и так до хрена — нужны терапевты. Нужны те, кто просто делает свое дело.
— Ты его тоже делаешь здорово. Ты отличный оперативник.
— Да. В тени, где не можешь действовать ты.
— Могу.
— Но не должна. Кто-то должен оставаться человеком света.
…И когда она смеется, она такая живая.
— Ты что? Ты собрался трахаться со сломанными ребрами? Или они тоже зажили?
— Не, кости срастаются дольше всего. Где-то до утра. Но самое-то главное я уберег. Ох, у нее и каблуки! Хорошо хоть не шпильки. И вообще, я сейчас воспользуюсь победой феминизма, лениво завалюсь на спину, закрою глаза и буду думать об Англии.
— Нельзя просто так завалиться на спину, закрыть глаза и думать об Англии, Карастоянов. Не со мной.
Днепропетровск, 2013
