Тобиас Хилл - Криптограф
3. Во избежание сомнений, «СофтМарк» не несет никакой ответственности за содержание файлов или корреспонденции, использующих данный продукт. «СофтМарк» не гарантирует, что информация, содержащаяся в любых подобных сообщениях, легальна или соответствует действительности.
4. Гарантии ограничены возмещением прямых убытков. Пользователь принимает на себя полную ответственность и риски за использование продукта. В соответствии с законодательством, «СофтМарк» не берет на себя ответственность за случайные ошибки, произошедшие в результате работы или в процессе соединения, проведенного с использованием данной программы. Компания не несет ответственности перед пользователем за ущерб любого вида, включая потерю данных, доходов или прибылей, потерю денежных средств в результате обстоятельств непреодолимой силы, как то: кража, наводнение, пожар или катастрофа, потеря или повреждение личного имущества, телесные повреждения или смерть.
5. Все права защищены.
Она вздрагивает от телефонного звонка. Кот слетает с колен раньше, чем она успевает его столкнуть. Она встает и шарит вокруг, ища мобильный — по звуку, или по памяти, или еще как-нибудь, эхо-локатором, и когда она добирается до него, он уже так давно звонит, что она думает, не случилось ли чего, чего-то плохого, снаружи, в мире.
— Анна? — говорит телефон голосом ее матери, с нотками скуки, любопытства и всегдашнего удивления. — С тобой все в порядке? Что-нибудь случилось?
— Это ты. Ничего. Я думала, что-нибудь ужасное.
— А что, мне нельзя чего-нибудь ужасного? — говорит мать таким тоном, будто просит кусок пирога или еще вина.
— Конечно, можно. У тебя что-то ужасное?
— Нет, — протяжно говорит мать. — Ты же знаешь, у меня такого не бывает.
— Бедняжка. Это, наверное, ужасно. Хочешь, подыщу тебе что-нибудь?
— Да, будь добра. Что у тебя есть?
— О, что угодно, — говорит Анна, и в трубке раздается треск помех. Она подходит к окну и старается дышать ровно, ждет, когда шум кончится. С каждым годом мать разговаривает все больше по-американски, все меньше похожа на себя. Все меньше походит на ту женщину, что помнит Анна. Это все время удивляет ее.
Глаза все еще болят от мелкого шрифта. Анна зажмуривается и под веками видит цифры. Жизнь Джона Лоу в негативе. Когда она открывает глаза, на линии тихо.
— Я еще тут, — говорит она.
— О, прекрасно. Ты собиралась подыскать мне что-нибудь ужасное.
— Ну, мы заключили соглашения на возмещение половины оклада в случае смерти от перегрузок на работе. Кажется, у нас тут еще остались кое-какие нежелательные отношения. Или тебе нужно что-нибудь особенное?
— А нет ли у тебя в запасе голого мужчины?
— Голого мужчины… Хм-м. Кажется, нет.
— Не могла бы ты в следующий раз приготовить одного для меня?
— Мы постараемся, мадам. — И замолкает, обнаружив, что улыбается, сама того не замечая, зная только, что ее мать, улыбается такой же кривоватой улыбкой, а между ними ворочается Атлантический океан.
— Ну, как там старое доброе Королевство?
— По-прежнему. Позорно дряхлеет. Как ты?
— По-прежнему. Позорно дряхлею. Снова одна?
— Ты сама знаешь, — говорит Анна, ей неловко оттого, что мать, напротив, не одна, можно и не спрашивать. Ее жизнь — театр, а она будто стоит у рампы, всегда окруженная людьми.
— Я не знаю. Ты не звонишь. В отличие от твоей сестры.
— Я была занята. — Она сдерживает нарастающее раздражение. Поворачивается к книжным полкам. На верхней стоит фотография, любимая фотография Марты. Анна в дождевике. Сестра стоит у нее за спиной в солнечной комнате. В отличие от Анны, она не попала в фокус, но можно различить, что Марте весело. Она прячет смех. Она так сильно любит Анну, еле сдерживается, чтобы не обнять ее.
— Мы все заняты, — говорит мать. — Сейчас двадцать первый век, мир продолжает вертеться лишь потому, что гонится за собственным хвостом. Иногда я тоже бывала слишком занята, я знаю, но мне хочется быть уверенной, что ты жива. Думаю, я это заслужила. По крайней мере, я всегда тебе говорю, что думаю. И, видишь ли, я думаю, что ты слишком много работаешь. Думаю, тебе стоит выбраться из дома, погоняться за другим хвостом.
— Вообще-то я не думаю, что у мужчин есть хвост.
— Ты давненько не проверяла, да?
— Проверяла.
— Ну, так делай это почаще, потому что я хочу стать бабушкой раньше, чем тебе стукнет сорок. Не забудь. Что случилось с тем твоим приятным пожилым джентльменом?
— Он умер.
— Не дразни меня. Он мне нравился.
— Потому что позволял тебе чувствовать себя моложе, — говорит Анна слишком быстро и сразу жалеет об этом, а мать фыркает.
— Давай не будем ссориться. Я позвонила, потому что через месяц приеду с новым другом. Мы могли бы провести Рождество вместе. Всего один день. Один день, и все. Можно собраться у Марты и Эндрю, если хочешь. Впятером. Милая?
Она возвращается в круг света от монитора. На экране фракталы складываются в рисунок замерзшего стекла, бесконечная россыпь завитков, знаков и линий. Анна касается клавиш, и скринсейвер исчезает. За ним все еще светится окно браузера. Новые деньги ждут, пока их выберут.
Чтобы зарегистрироваться, нажмите здесь.
— Милая? Анна?
— Я здесь. А Марта что говорит?
— Марта, разумеется, согласна. Осталось только с тобой договориться.
— Рождество, конечно, хорошо.
— Правда? Что ж, замечательно. Расскажешь мне потом о своих ужасах. Я тебе напишу. Хорошо? Я люблю тебя. Ну, мне пора. Пока.
Анна кладет трубку. В темноте комнаты раздается жалобное мяуканье, Анна встает, идет на кухню, внезапно осознав, что тоже голодна. Открывая холодильник, знает, что зверь у нее за спиной, как тот человек из сна. Она готовит еду им обоим, когда телефон звонит снова, и она возвращается в комнату с тарелками в руках, кот бежит за ней по пятам, как сообщник; свою тарелку и стакан она осторожно ставит на стол, его миску на пол, и берет трубку.
— Сегодня больше никаких советов, спасибо, — начинает она, но уже понимает, что линия не та, слишком чисто для большого расстояния, человек на том конце ближе, чем может быть мать.
— Это я.
— Лоренс… уже поздно.
— Я не могу заснуть.
— Сколько времени?
— Я не знаю. Поздно.
— Это все вино.
— Я знаю. Я знаю, Анна, — говорит он и умолкает.
— Что?
— Поговоришь со мной? Совсем недолго. Пока я не начну засыпать.
— Сам знаешь, что поговорю. — Она знает, что он знает. И всегда будет знать, но даже не знает, почему.
— Ох, спасибо. Как хорошо. Ты очень добрая. Ну? Ты спала? Я тебя разбудил?
— Нет, еще не спала.
— Что ты делала?
— Разговаривала с матерью. — Она бродит по комнате. Сон улетучился, в голове проясняется. Ночная птица.
