Алексей Калугин - Дело о портрете Моны Лизы
– Я полагаю, – вновь повторил он вводные слова, присутствие которых считал абсолютно необходимым, – что ты и тот человек, который купил у меня картину, прибыли к нам из будущего.
Инспектор уже приготовился к тому, чтобы спокойно и невозмутимо выслушать самую фантастическую идею, которая только могла прийти в голову Леонардо. В какой-то степени ему было даже любопытно, как далеко уведет фантазия великого мастера, когда он начнет рассуждать по поводу места, где могли быть изготовлены удивительные часы, несоответствующие тому времени, в котором он жил и категориями которого привык мыслить. Это могла бы оказаться гипотеза о никому не известном поселении древних атлантов, спасшихся после гибели Атлантиды. Или о тайном обществе, посвященном в оккультные тайны. Или о неизведанных землях, лежащих где-то за морем, в которых живут люди, чья цивилизация заметно обогнала европейскую. Да, собственно, все, что угодно, – любая выдумка, соответствующая уровню образования людей раннего Средневековья и их представлениям о существующем миропорядке. Леонардо был гением – этого никто не отрицал. Но он не мог высказать версию, связанную с путешествием во времени. Точно так же, как не мог предположить и того, что Ладин и покупатель его картины являются представителями внеземной цивилизации, прилетевшими на космическом корабле, который они припарковали где-то на берегу Арно. Знания людей начала XVI века о времени и пространстве были слишком ничтожны для того, чтобы выдвигать подобные гипотезы. Пространство для них было всего лишь расстоянием, которое нужно пройти, чтобы оказаться на другом конце города. А время… Время было неотделимо от мерного движения стрелок по циферблату часов. Смена дня и ночи, времена года, неизменно следующие одно за другим, – все это являлось для них настолько обыденными проявлениями повседневной жизни, что мало кто задумывался, почему так происходит? Что за сила движет этим механизмом, в работе которого никогда не случается сбоев? Божественная воля казалась вполне естественным, на редкость простым и понятным буквально каждому ответом на все кажущиеся неразрешимыми вопросы. И она не оставляла места для присутствия каких бы то ни было иных внешних сил.
– Я угадал.
Слова, произнесенные Леонардо, прозвучали почти без вопросительных интонаций. Если он и решил придать им форму вопроса, то только потому, что не хотел задевать самолюбия гостя. На самом деле он давно уже все понял, глядя на удивленное, недоумевающее, растерянное лицо инспектора, которое сделалось похожим на восковую маску, медленно теряющую свою форму под лучами жаркого полуденного солнца, из-за чего казалось, что одно выражение на нем неуловимо перетекает в другое.
– Догадаться было не так сложно, как тебе, возможно, кажется, – улыбнулся Леонардо. Молчание инспектора было воспринято им как подтверждение собственной правоты. – Во-первых, сами часы, которые невозможно сделать в настоящее время. Я в этом совершенно уверен. Во-вторых, непонятная суета вокруг моей картины, которая, как мне кажется, не заслуживает столь пристального внимания. В-третьих, твое странное поведение после того, как ты увидел Мону Лизу.
– А это-то здесь при чем? – не смог удержаться от вопроса Ладин.
– Это был последний и самый главный довод в пользу того, что ты прибыл из будущего. Вначале ты говорил о портрете жены дель Джокондо так, словно уже видел его. Когда же я показал тебе живую Мону Лизу, ты как будто даже подумал, что я намеренно пытаюсь ввести тебя в заблуждение. Все это плюс то, о чем я упомянул прежде, позволило мне сделать вывод, что ты видел какую-то другую мою картину, которую я еще не успел написать, и считал, что это и есть портрет Моны Лизы. Но подобное могло случиться лишь с человеком, побывавшим в будущем.
Сказав это, Леонардо протянул перед собой руку с открытой ладонью, так, будто предоставлял теперь своему собеседнику право сказать, что он думает по этому поводу. Но инспектор молчал, пытаясь понять, свидетелем чего он только что стал? Что продемонстрировал ему Леонардо? Фантастическую, кажущуюся невозможной способность к гениальным прозрениям? Или же просто ловкий трюк, ключ к пониманию которого найти, быть может, и не так сложно?
Глава 9
По лицу генерального инспектора Отдела искусств, как всегда, невозможно было догадаться, о чем он думает в данный момент. Но на этот раз внешняя невозмутимость стоила ему немалых усилий. Первой реакцией на доклад инспектора Ладина было раздражение, которое Барцису с трудом удалось сдержать. Что возомнил о себе этот мальчишка, рассказывающий в кабинете генерального инспектора историю, место которой в третьесортной бульварной газетенке? Однако, сопоставляя факты, которые излагал Ладин, с теми, что стали известны в результате предпринятого генеральным инспектором параллельного расследования, Барцис все больше убеждался в том, что инспектор прав. Возможно, в чем-то он заблуждался, преувеличивая значимость тех или иных событий, произошедших за истекшие сутки. Но чтобы убедиться, что в главном Ладин не ошибся, достаточно было связаться с инспектором, отслеживающим ситуацию в Квадратном кабинете Лувра, и спросить, на месте ли «Джоконда». Картина до сих пор была цела. А это означало… Если бы кто-то смог сейчас внятно объяснить генеральному инспектору, что именно это означало, подобная проницательность могла бы обернуться для счастливчика внеочередным повышением по службе.
– …Исходя из всего вышесказанного, можно сделать вывод, что картина, написанная Леонардо да Винчи в 1503 году, хотя и является портретом Моны Лизы, жены флорентийского магната Франческо дель Джокондо, не имеет ничего общего с тем портретом, который находится в Лувре и который во всех каталогах именуется «Джокондой».
Подведя таким образом итог докладу, Ладин затаил дыхание в ожидании реакции генерального инспектора.
Барцис медленно поднял руку и плотно прижал ладонь к своему гладко выбритому затылку. Вопреки обыкновению, его рука не начала медленно смещаться в направлении шеи, а замерла на месте.
– Вам известно, что анализ золы в тубе, которую вы переслали в Департамент, подтвердил донесение о сгоревшей в ней картине?
– Да, – коротко кивнул Ладин.
– Вам, должно быть, также известно, что контрабандист, которого вы переправили в Департамент вместе с тубой, отрицает какую бы то ни было свою причастность к случившемуся?
– Да, – снова наклонил голову инспектор.
– Таким образом, ни ему, ни его сообщнику, – Барцис тронул кончиками пальцев листок бумаги с портретом, нарисованным подмастерьем Леонардо, – мы не можем предъявить никакого иного обвинения, кроме нелицензированного временного перехода.
