Константин Образцов - Красные цепи
Когда Лилит достигла возраста, в котором девочки в те времена считались совершеннолетними, она ушла из дома: без слов, прощаний и сожалений, не взяв с собой ни одной монеты, ни вещей, ни одежды, словно бабочка, вылетевшая из ветхой скорлупы куколки. На следующий же день вся ее семья: отец, мать, братья и сестры — была перебита жителями деревни, дом сожжен, и даже сама земля, на которой он стоял, перекопана и обнесена оградой, за которую не смели ступать ни человек, ни животное. Саму же Лилит, шедшую по пыльной дороге куда глаза глядят, подобрал проезжавший мимо местный вельможа, привлеченный юностью и красотой.
Так начался ее путь длиной в тысячи лет, сотни стран и сотни тысяч погубленных жизней. Смертные не могли противостоять темной силе истинной ламии, сокрытой в совершенном теле молодой и прекрасной женщины. Самые сильные, властные и умные мужчины становились для нее легкой добычей, и она забирала у них все: деньги, могущество, разум, а в конце концов, когда очередной покровитель становился лишь слабой тенью самого себя, отнимала и жизнь. Время было не властно над ней, и века проходили мимо, обжигая дыханием войн, срываясь в бездну забвения грохотом павших империй, а Лилит оставалась все той же, жадной до жизни, ненасытной и гибельной, как смолистое пламя лесного пожара. Она никогда не строила планов, не думала о будущем, не делала накоплений и ничего не создавала: она просто жила, перелетая с место на место, как огромная самка адской саранчи, пожирающая все на своем пути. Ее нельзя было назвать злой, как нельзя обвинять в жестокости хищника, раздирающего на части и пожирающего свою добычу, ибо она просто стихийно следовала своей природе, не делая никакого нравственного выбора, брала то, что хотела, делала то, к чему стремилась ее натура, нисколько не задумываясь о чужих страданиях и боли. Иногда, когда она вдруг начинала чувствовать себя одинокой и страсть к очередному объекту охоты превращалась в подобие искренней любви, Лилит инициировала несчастного избранника силой древней ламии и превращала его в вампира, делая своим спутником на долгие годы, а иногда даже на столетия. «Ты ни в чем не будешь нуждаться», — шептала она, и так оно и было, до тех пор, пока он не надоедал ей, и она не прекращала призрачную жизнь бедняги так же, как и даровала ее.
Недостатка в жертвах она не испытывала даже во времена строгого и благочестивого Средневековья: вечные человеческие слабости и пороки являлись для нее открытой дверью в чужие души. Не было и острой нехватки в пище, которой становились то несчастные крестьяне очередного попавшего в ее сети барона или лорда — а иногда баронессы или герцогини, ибо страстная натура Лилит не ограничивала себя в выборе одними мужчинами: то младенцы, купленные за несколько мелких монет в кварталах городской бедноты, то жертвы кровавых мистерий, адепты которых с радостью и благоговением принимали в свой круг настоящую родовую вампирессу. Ей не приходилось терпеть поражений, и очень редко встречалась серьезная опасность: как правило, она исчезала с насиженного места до того, как дворянский замок начинал полыхать, подожженный с четырех сторон обезумевшими от страха и ярости жителями окрестных деревень или власти предавали суду и смерти последователей очередного дьявольского культа, так что, пока ее бывшие любовники и покровители умирали под пытками, ударами топоров или в огне с ее именем на устах, Лилит уже благополучно устраивалась на новом месте, в другом городе или другой стране. Только дважды она сама почувствовала дыхание смертельной угрозы: в шестнадцатом столетии, когда не в меру бдительная и проницательная жена одного бургомистра маленького немецкого городка едва не отправила Лилит на костер, пустив по ее следу ищеек из «Огненной палаты», и столетие спустя, в Париже, где ей с трудом удалось ускользнуть во время внезапного ареста аббата Гибура, несколько лет верно служившего ей и снабжавшего кровью и плотью младенцев, которых он приносил в жертву во время черных месс, используя ее живот как дьявольский алтарь.
Примерно пару столетий назад Лилит, никогда не ощущавшая хода времени, вдруг стала чувствовать те изменения, которые происходили в окружающем мире. С одной стороны, новая эпоха была словно создана для таких, как она: провозглашенный приоритет рационального знания сделал ее персонажем страшных сказок, полностью защищая от неприятностей, грозивших костром или осиновыми кольями, падение религий открыло путь к человеческим сердцам, где пороки и страсти резвились, словно бесы в заброшенных храмах. С другой стороны, добывать пишу было труднее с каждым годом, и, несмотря на то что население этого мира росло и люди все теснее населяли города, сбиваясь в плотные серые массы, найти человеческую кровь и плоть для пропитания стоило все больших трудов и денег. Поэтому, когда в далекой и мрачной северной стране загорелось кровавое зарево великой революции, Лилит метнулась туда, как черная бабочка на свет ночного фонаря. Очень скоро она уже стала боевой подругой красного революционного командира, и именно там, среди кровавой вакханалии насилия и смерти, она и познакомилась с Мастером. Он тоже увидел в представителях новой власти, отмеченных знаком пентаграммы, перспективных союзников, а древняя ламия обрела в созданном им эликсире источник жизни и силы. Ассиратум не требовал ни рискованной охоты, ни еженедельных забот о том, где найти подходящую жертву, но питал призрачное существование вампира не хуже, а может и лучше, чем настоящая живая кровь. С тех пор Лилит стала спутницей Мастера, присоединившись к нему и его верному оборотню.
И вновь прошли годы и десятилетия. Теперь они летели так стремительно, словно все события, предназначенные для нескольких сотен лет, вдруг стали ускоренно перематывать вперед, как кинопленку, как будто время торопилось как можно скорее привести этот мир к неизбежному концу. Впрочем, Лилит это не тревожило: ассиратум поддерживал ее силы, а она помогала Мастеру деньгами, которые продолжала успешно получать от жертв своего непобедимого темного обаяния. Все шло, как и раньше, пока однажды ей единственный раз за свою бесконечно долгую жизнь не пришлось почувствовать горький вкус поражения. Жена одной из ее жертв, мужчины, сердце и разум которого были уже целиком и полностью опутаны ее черной паутиной, каким-то немыслимым образом смогла разрушить ее чары. Лилит не верила своим ушам, когда тот вдруг объявил ей, что оставляет ее. Оставляет ее! Это было настолько дико и непостижимо, так сильно уязвило ее гордость, что она даже заплакала от злости и обиды, совсем как какая-нибудь обычная женщина или девочка. В сердцах она рассказала обо всем Вервольфу, который к тому времени стал ее добрым и верным другом, из тех безнадежно влюбленных друзей, для которых дружба с объектом обожания является формой пожизненного рабства, и он, желая сделать приятное Лилит, взял да и зарезал ее счастливую соперницу едва ли не среди бела дня на пороге ее дома. За это он получил в награду нежный взгляд и легкое прикосновение к широкой косматой груди, а сама Лилит забыла об этом досадном событии, как забывала почти обо всем, что случалось за долгие века ее жизни. И теперь, несколько лет спустя, когда все вдруг пошло не так, и созданная ею же ситуация, казавшаяся такой благоприятной, стала выходить из-под контроля, когда бедняга Вервольф погиб, а Мастер, все больше обуреваемый беспокойством и страхом, велел ей избавиться от того, кто был причиной этого беспокойства, она совершенно не связывала давний мимолетный эпизод с трудностями сегодняшнего дня. Может быть, оттого, что не привыкла вспоминать и раздумывать над причинами и следствиями происходящих событий, а может быть, потому, что вновь почувствовала себя одинокой и ощутила в глубине своей черной души страсть, подобную искренней любви…
