Олег Северюхин - Личный поверенный товарища Дзержинского. Книга 5. Поцелуй креста
Дед Сашка тоже сказал как-то, что за ним кто-то внимательно смотрит.
– Смотри, дед, – предупредил я его, – как бы это не оказалась роковая блондинка. То, что предсказание верно, я убедился лично. Предупреждён – значит вооружён, берегись блондинок, дед, и мне тоже кажется, что нас пасут. И пасут очень плотно.
Мы специально взяли билеты в каюты второго класса, чтобы не так сильно выделяться среди пассажиров. Разница между первым классом и вторым очень маленькая. Первый класс обедает в присутствии капитана, второй класс – в присутствии старшего помощника. Вот и вся разница. Остальное все вместе. Все в званиях и регалиях свадебных генералов.
На второй день мы познакомились с двумя дамами бальзаковского возраста. Они были вместе и, честно говоря, я бы не сказал, что их внешний вид соответствовал их возрасту. Я могу так говорить, потому что за определённую толику денег один из стюардов сказал, как их зовут и какого они года рождения.
Трудно сказать, кто был инициатором знакомства, но мы столкнулись с ними в дверях и столкнулись неплохо, особенно дед Сашка, очутившийся в объятиях «английской королевы Елизаветы». Мне ничего не оставалось другого, кроме как извиниться и представиться. После взаимного представления мы уже считались знакомыми. Они тоже были пассажирами второго класса, и мы их неоднократно видели в «шпайзехалле» (в обеденном зале).
Люди в дороге знакомятся очень быстро. Вероятно, этому способствует то, что для общения отведено строго определённое время и по прибытию в пункт назначения знакомство окончится. Бывают и продолжения знакомства, но это не так часто.
Элиза и Кэтрин, судя по поведению, относились к слою выше среднего, возможно, даже к высшему, хотя с оценками в наше время легко ошибиться. Частенько горничные надевают чужие бриллианты и сверкают в лучах ламп накаливания как новогодние ёлки. Иногда камердинеры надевают фраки с бабочками и все полны изысканных манер, но одна из привычек почти всегда их выдаёт – жилет из шерсти, а не из атласа.
Мы могли надеть на себя рясы, благо у меня уже был практический опыт, и весь путь провести в качестве затворников в молитвах и постоянном посте во благо Господа нашего. Можно было закрыться в каюте, задраить иллюминаторы и выключить свет, довольствуясь только одной лампадкой, но разве с дедом Сашкой возможное такое. С ним и апостол согрешит.
– Слушай, Дон Николаевич, – подкатился он ко мне на второй день пути, – ты не будешь против, если я какое-то время побуду вместе с Кэтрин в их каюте, нужно дать консультацию по методам траволечения молодости и предупреждения образования морщинок в уголках глаз. У тебя же найдётся тема для того, чтобы Элиза не скучала в твоём обществе в нашей каюте.
– Элиза уже знает о твоём предложении? – спросил я.
– Натюрлихь, Дон Николаевич, – ухмыльнулся дед.
Ну, и жук дед, когда же он угомонится. Хотя, если не он, то я бы все равно форсировал наше знакомство, чтобы выяснить подноготную наших знакомых. Не уверен я в том, что после возвращения из монастыря меня оставили в покое. Пока никто к нам не подходил, чтобы восстановить знакомство или наоборот познакомиться, просто создалась ситуация, когда не представиться было бы верхом неучтивости. И, кроме того, представители высшего света и среднего класса часто лишены тех условностей, которые являются незыблемыми для низших слоёв, в большинстве своём пуританских.
Стоит ли описывать, что творилось в наших каютах в ночное время. Изголодавшиеся тела требовали противоположного пола, и они его получили. Элиза прокололась в первую же ночь. Когда я сладко уснул, мне скрывать нечего, никаких секретных документов у меня нет, но заветная кучка денег сказала, что любопытные пальчики к ней прикасались.
Нет, Элиза не была воровкой. Она была не тем, за кого она себя выдавала. Она проверяла мою одежду на предмет зашитого послания и уколола себе палец специально изогнутой английской булавкой. Почему я это понял? Элементарно. Смазанная капелька крови на стопесетовой купюре, которая была сверху в числе четырёх купюр, лежавших в моём бумажнике отдельно от всей суммы денег. С кредитными карточками тогда были проблемы, также как и с дорожными чеками.
Эти четыре купюры были сложены по-ирански, то есть купюра складывается пополам, а в место сгиба вкладывается половинка половина другой точно так же сложенной купюры. И так из четырёх купюр получается квадратик, равный половине купюры, но последовательность укладки известна только хозяину. Проверяющий, естественно, развернёт все купюры, чтобы найти тайные знаки, но никогда не сложит их так же, как они лежали. Вот это я и обнаружил утром, когда Элиза ушла в свою каюту, а дед Сашка с фырканьем мылся в нашей душевой.
– Ну, как? – спросил я.
– Прелестная наседка попалась, – сказал дед, – похоже, что они в паре работают.
– Как ты узнал, – спросил я.
– На столе портсигар лежит, – сказал дед, – сигарету возьми за кончик и подуй по центру.
Я взял единственную сигарету в портсигаре и сделал так, как сказал мой напарник. На сигарете чётко проявились отпечатки пальцев, которые почти моментально исчезли.
– Есть у меня травка одна, – сказал дед, выходя из душа, – я раствором смазал портсигар. Кто портсигар открывает и проверяет сигарету, обязательно оставляет на ней свои отпечатки. Зато сейчас мне кажется, что посторонние за нами уже не следят. Следят свои, – засмеялся он.
И он прав. Хорошо, когда знаешь, кто тебя сопровождает, а мы не собирались в пути заниматься чем-то предосудительным. Я имею в виду специальные мероприятия. А женщины, это приятные моменты в нашей работе.
С Элизой и Кэтрин мы очень мило попрощались в порту назначения, сказав, что они могут найти нас в самой элитной гостинице столицы. Пусть ищут.
Глава 18
В Буэнос-Айресе мы не стали задерживаться, а сразу поехали в ту провинцию, где я получал аргентинские паспорта, в том числе и паспорт и на товарища Мюллера. Места там глухие. Недалеко Огненная земля. Самая южная часть Южной Америки. Не шибко туристические провинции, политическая активность низкая, зато европейская населённость высокая, и все пока живут по деревням. Адаптируются к местным условиям, ожидая сигнала для появления в крупных городах
Мы не впервые появляемся в Аргентине, но своими здесь нас назвать нельзя. Точно так же нельзя назвать своими всех людей, которые в одной стране приехали из одной деревни в другую или из одного города в другой. Приезжие всегда чужаки. А если эти чужаки ещё начинают совать нос в местные дела или выяснять что-то такое, о чем никто не хочет говорить, то местные запросто могут любопытному человеку и нос в дверях прищемить. Так делается во всех странах и латиноамериканский континент исключением не является. Тем более, в отношении гринго.
