Дмитрий Баюшев - Клиника Сперанского
- Возьмите, - утомленно ответил Дударев.
Глава 14. Давай, Тузик
Шмаки жили в сталинском доме, снаружи нарядном, капитальном, с башенками, а внутри давно уже нуждающимся в серьезном ремонте. Всё потихонечку изнашивалось - трубы, батареи, унитаз. Паркетные полы скрипели, кафельная плитка местами отвалилась, потолок и стены в ванной почернели оттого что затапливали соседи сверху.
Из последних "радостей" была та, что намертво засорился мусоропровод. Он, этот мусоропровод, для блага жильцов был сработан между квартирами, и приемным зевом выходил в коридор аккурат рядом с ванной. Из него по квартире распространялись тараканы, мелкие кусачие мушки, ароматы. Непередаваемое амбре издавали кошачьи какашки, которые сюда вываливала соседка со второго этажа.
И когда старший по подъезду кинул клич "Долой", все подписались под петицией, что клоаку нужно закрыть. Клоаку чем-то обработали, зевы опечатали, после чего жильцы начали таскать мусор в помойные баки, куда любили наведываться вороны, крысы и бомжи.
Спустя полтора часа после того, как его покинул странноватый следователь, Петр Юрьевич прихватил большой черный пакет с мусором и вышел во двор.
Странное дело - едва он покинул подъезд, вдруг с абсолютно ясных, залитых солнцем небес заструился меленький дождь. Огороженный каменными зданиями зеленый дворик сразу посвежел, повеяло умытой листвой. Над помойными баками в глубине двора задрожал воздух, потом Петр Юрьевич обостренным зрением увидел две отделившиеся от баков темные фигуры, которые направились к мокрой скамейке, сели.
Дождь усилился, Шмака заспешил, поскользнулся возле этой самой скамейки и едва не упал.
- Ждет не дождется, - сказал один из двух - молодой парень со странными черными глазами, которые притягивали, как омут.
Второй парень похлопал рукой по лежавшему на коленях кейсу и ответил:
- Для страховочки.
"О чем они?" - неприязненно подумал Шмака. Дождь, а они расселись - без зонтов, без этих дурацких бейсболок. Ощущение было такое, что они говорят о нем.
Баков было четыре, в самом большом рылся обшмыганный бородатенький бомж, рядом, не обращая на бомжа внимание, копошилась ворона. Чудно - обычно вороны улетают.
С улицы вперевалку приближалась крупная коричневая собака.
Что-то заставило обернуться. Два парня на скамейке смотрели в его сторону. Шмака кинул свой мусор в бак поменьше и услышал:
- Отдай денежку, гнида. Тебе-то теперь зачем?
Бомж говорил, не оглядываясь, но обращался именно к нему, к Шмаке.
Как ни хотелось ответить, Петр Юрьевич заставил себя отойти. С этим дерьмом, с бомжами, лучше не связываться, обматерят, обхаркают, заразят еще какой-нибудь дрянью.
Садиком мимо лавки он не пошел, решил обойти по асфальтовой дорожке.
- Давай, давай, Тузик, - глухо сказал бомж.
Что-то тяжелое толкнуло в спину, повалило лицом на асфальт. Острые зубы впились в шею, порвали артерию...
- Всё, всё, Шарик, фу, - сказал бомж, подойдя, и ударил терзавшую Петра Юрьевича собаку, ту самую крупную коричневую, в бок бесформенным ботинком. Замахнулся сумкой. - Пшел вон, зверюга.
Собака, подвывая, убежала на заплетающихся лапах.
Бомж перевернул едва живого Шмаку на спину, пробормотал "Эк из тебя хлещет", безошибочно вынул из намокшего нагрудного карманчика окровавленную тысячу и, сунув её в карман, быстренько убрался со двора.
Тотчас один из парней, тот что с кейсом, набрал по мобильнику номер и сказал единственное:
- Готово.
Ода немедленно встали и ушли. К этому времени и слепой дождь прекратился...
Когда тело увезли, а кровь смыли тугой струей воды из шланга, лейтенант милиции, назвавшийся Карякиным, начал опрос свидетелей. Двор, как на грех, в момент нападения бешеного пса был пуст, но двое из жильцов в это время пялились в окно и всё видели, точнее, видело происшедшее гораздо больше зевак, но только двое из них в этом признались. Остальные просто стояли рядом и слушали.
Всё было ясно - пёс на Шмаку накинулся по собственной инициативе. Бомж его отогнал и зачем-то перевернул Шмаку на спину.
- Как зачем? - вмешался жилец не свидетель, то есть якобы ни о чем не ведающий. - Он у него что-то стибрил из кармана. Который на рубашке.
- Так вы тоже видели? - повернулся к нему Карякин.
- Ничего я не видел, - сказал жилец. - Только то, что стибрил.
- Значит, знал, что у Шмаки что-то есть в кармане, - сделал вывод Карякин. - Выходит, это ограбление? С использованием пса? Получается: они на пару работают - бомж и пёс.
- Мура это всё, - вмешался еще один дядька - из зевак. - Если они работают на пару, зачем он его тогда сапожищем по ребрам?
- Кто? - уточнил Карякин, поворачиваясь к дядьке. - Кто сапожищем? Кого по ребрам?
- Бомжара сапожищем, - ответил дядька и сплюнул. - Кабысдоха по ребрам. Не, товарищ лейтенант, они на пару не работают. Тут что-то другое. Между прочим, вон там на лавочке сидели двое и всё видели. Думаете, кинулись на помощь? Как бы не так. Досмотрели всё до конца, потом пятки смазали.
- Опишите этих двоих, - сказал Карякин.
- Фиг их знает, - ответил дядька, почесывая подбородок. - Молодые, оба в черном, у одного портфельчик такой тряпошный - кейс.
- Пройдемте в отделение, - предложил Карякин. - Подпишете показания. Может, еще что-то вспомните.
- Ага, - сказал дядька. - Потом эти двое на меня бомжа науськают. Ты, что ли, будешь защищать?
Весело оскалился, глядя на лейтенанта.
Обидно было до чертиков, но пришлось проглотить. На гражданственность давить, на патриотизм? Это уже не работает, это за последние годы из населения выбито, выкорчевано, выжато. Да и свидетели все в годах. Нападет кто - вряд ли отмашутся, не приставишь же к каждому охранника. Эх, времечко окаянное.
В растрепанных чувствах Карякин козырнул и потащился в отделение составлять протокол, в котором тем доим, в черном, места не нашлось.
Глава 15. Заготовитель
Когда Новиков вышел от Дударева, который жил на Ленинградском проспекте в районе метро "Динамо", шел шестой час, и люди уже помаленьку тянулись с работы домой. Основной вал пойдет после шести, вот тогда только держись.
"Может, в гостиницу? - подумал он. - Лопать охота, да и вообще - зачем сразу штаны рвать? Или рано еще?"
Сегодня все равно ко всем не получится - один живет на Автозаводской, другой в Чертаново на Пражской.
"Сгоняю на Автозаводскую, - сказал он себе. - Это как раз по ветке".
Купив в киоске мороженое, Новиков вдоль широкого оживленного проспекта направился к метро. Шел и думал, что счастливы люди, которые родились в Москве. Что ни говори, а город славный, красивый, везде разный. Особенно эта разница заметна, когда выходишь из метро. Выйдешь на Лубянке - красота, центр, простор, на Чистых Прудах - тоже красота, тоже центр, но дома уже другие, всё патриархальное, тут же трамвайчик "Аннушка", курсирующий по Чистопрудному Бульвару, а выйдешь в Свиблово в районе улицы Амундсена - будто в родную Пятихатовку попал. И тем не менее, всё это Москва, святая обитель, где и дышится легче, и думается совсем по-другому, и, простите за неуклюжее сравнение, крылышки на спине вырастают.
