Терри Пратчетт - Шмяк
— Ох, прости, — сказал Ваймс, вынул сигару и сунул ее за ухо. Вновь послышались смешки. «Пускай посмеются, — сказал себе Ваймс. — По крайней мере, они ничем не швыряются».
Солнце припекало. Толпа не думала расходиться. Сержант Ангва, с подчеркнуто равнодушным видом, смотрела на небо. Детрит перешел в состояние абсолютной, каменной неподвижности, характерной для тролля, которому нечем заняться. Только Кольцедел явно нервничал. «Возможно, — подумал Ваймс, — здесь и сейчас не лучшее время и место для гнома со значком. Но отчего же? В последние несколько недель мы только тем и занимались, что мешали двум толпам идиотов перебить друг друга».
А теперь еще сэр Джошуа. Это будет стоить ему головомойки, признал Ваймс. Сибилла, впрочем, никогда не кричала, когда отчитывала мужа. Она всего лишь говорила печальным тоном, что было намного хуже.
Проклятый семейный портрет представлял огромную проблему. Для него, как оказалось, требовалась масса сеансов, но портреты были традицией в семье Сибиллы, и точка. Поколение за поколением портрет более или менее оставался неизменным — счастливая семья на фоне бесконечных акров пейзажа. Прежде Ваймс не мог похвалиться акрами — разве что больными икрами, — но, женившись на Сибилле Овнец, он заодно стал владельцем Кранделла, огромного красивого загородного поместья. Ваймс его еще даже не видел. Он ничего не имел против сельской местности, если та находилась подальше и не вторгалась в его жизненный уклад, но предпочитал булыжную мостовую под ногами. Ваймса, в общем, не волновало, нарисуют его в обличье сельского землевладельца или нет. До сих пор поводы, позволявшие отсутствовать на бесконечных сеансах, были довольно вескими, но все-таки он едва избегал столкновения…
Время шло. Толпа частично разбрелась. Ваймс не двигался с места — даже когда услышал, как щеколда на мгновение отодвинулась и тут же скользнула обратно. Они надеялись его пересидеть.
— Динь-дилинь-дилинь-динь-динь-дилинь!
Ваймс, не опуская глаз, уставился столь типичным для стражника взглядом, устремленным за тысячу миль в пространство; он вытащил из кармана бес-органайзер и поднес к губам.
— Я помню, что выключил тебя, — прорычал он.
— Я включаюсь, если есть срочное дело, — напомнил бесенок.
— И как тебя заткнуть?
— Необходимая комбинация слов указана в инструкции, Введи-Свое-Имя, — хладнокровно ответил бесенок.
— Где проклятая инструкция?!
— Ты ее выбросил, — сказал бесенок с упреком. — Ты всегда выбрасываешь инструкцию. Поэтому ты неправильно вводишь команды. Поэтому я вчера не пошел и не «сунул голову утке в зад». Через полчаса у тебя назначена встреча с патрицием Ветинари.
— Я занят, — пробормотал Ваймс.
— Хочешь, чтобы я снова тебе напомнил через десять минут?
— Скажи на милость, что конкретно в словах «иди и засунь голову утке в зад» тебе непонятно? — поинтересовался Ваймс и убрал органайзер обратно в карман.
Итак, полчаса. Времени вполне достаточно. Действовать придется решительно, но он видел, как гномы смотрели на Детрита. Слухи — сильнодействующий яд.
Едва он шагнул вперед, намереваясь вызвать констебля Дорфла и решать проблемы, которые неизбежно возникнут вслед за вторжением в дом грага, дверь у него за спиной открылась.
— Командор Ваймс? Войдите.
На пороге стоял гном. Ваймс едва различал его силуэт в темноте. И тут он впервые заметил знак, нарисованный мелом на стене над дверью, — кружок, перечеркнутый горизонтальной линией.
— Со мной пойдет сержант Ангва, — сказал он.
Меловой знак почему-то слегка обеспокоил Ваймса. Это было хозяйское клеймо, гораздо более выразительное, чем, например, маленькая табличка с надписью «Монплезир».
— Тролль останется снаружи, — спокойно произнес гном.
— Сержант Детрит будет стоять на страже вместе с констеблем Кольцеделом, — распорядился Ваймс.
Перифраз прошел незамеченным, и командор заподозрил, что возня с железом, похоже, сделала его собеседника железобетонно непроницаемым для иронии. Дверь приоткрылась чуть шире, и Ваймс вошел.
Коридор пустовал, не считая нескольких поставленных друг на друга ящиков. Пахло… чем? Едой. Старым нежилым домом. Запертыми комнатами. Чердаком.
«Весь этот дом — сплошной чердак», — подумал Ваймс. Доносившееся снизу «тук-тук» здесь было особенно ощутимо. Звук напоминал биение сердца.
— Сюда, пожалуйста, — сказал гном, вводя Ваймса и Ангву в боковую комнату. Опять-таки, мебель состояла только из деревянных ящиков. Там и сям валялись источенные работой лопаты.
— Мы нечасто отрываемся от работы. Пожалуйста, проявите терпение, — попросил гном и, пятясь, вышел из комнаты. Ключ щелкнул в замке.
Ваймс сел на ящик.
— Очень вежливо, — заметила Ангва. Ваймс поднес руку к уху и ткнул пальцем, указывая на сырую, покрытую пятнами штукатурку. Ангва кивнула, беззвучно произнесла «труп» и указала вниз.
— Уверена? — спросил Ваймс.
Ангва постучала себя по носу. С чутьем вервольфа не поспоришь.
Ваймс прислонился к ящику побольше — достаточно удобному для человека, который научился спать, привалившись к любой подходящей поверхности.
Штукатурка на противоположной стене была потрескавшаяся, зеленая от сырости, увешанная старой пыльной паутиной. Кто-то, впрочем, так глубоко нацарапал на ней некий знак, что местами она отлетела. Это тоже был кружок, на сей раз с двумя диагональными линиями поперек. В знаке ощущалось некое волнение. Отнюдь не то, чего ожидаешь от гномов.
— Отлично держитесь, сэр, — сказала Ангва. — Вы, конечно, поняли, что это намеренная неучтивость.
— Грубость не противозаконна, сержант. — Ваймс надвинул шлем на глаза и уселся поудобнее.
«Вот мелкие сукины дети! Вздумали валять дурака! Думают меня разозлить, да? Скрыть все от Стражи? В Анк-Морпорке нет запретных территорий. И я уж позабочусь, чтоб они это поняли. О да».
В городе в последнее время становилось все больше и больше глубинных гномов, хотя они редко выходили за пределы гномьих кварталов. В любом случае сами они не показывались на глаза — прохожие видели только пыльные черные носилки, которые тащили через толпу четверо обычных гномов. В занавесях носилок не было отверстий; решительно ничего во внешнем мире не могло заинтересовать глубинного гнома.
Городские гномы относились к ним с благоговением и одновременно с толикой смущения, как к уважаемому, но слегка сдвинутому по фазе родственнику. Потому что в голове у каждого городского гнома звучал тихий голос, который говорил: «Ты должен жить в шахте, ты должен работать в горах, ты должен остерегаться дневного света, ты должен быть настоящим гномом». Иными словами, тебе нельзя работать на красильной фабрике твоего дядюшки на улице Сестричек Долли. Ну а раз ты там все-таки работаешь, то, по крайней мере, попытайся мыслить как настоящий гном. В том числе это значит, что тобой должен руководить граг, самый настоящий гном, который живет в пещере, глубоко под землей, и никогда не видит солнца. Где-то там, в темноте, обитает подлинная гномья суть. Глубинные гномы постигли ее, и они могут направить тебя на путь истинный…
