Максим Тихомиров - Дело треножников
Я только и мог, что кивнуть. Будучи разъяснёнными, откровения Холмса казались совершенно очевидными. Но я давно уже научился подавлять в себе чувство досады от осознания факта, что мог бы дойти до правильных выводов и сам, имей я для этого довольно времени.
Пару тысяч лет, например.
— Яд, Холмс. Алкалоид растительного происхождения. Нечто вроде кураре — должно вызывать мгновенный паралич, что, по всему видимо, и произошло. Его дыхала и трахеи перестали получать воздух, и бедняга очень быстро задохнулся. Но вот вопрос — как яд попал в его тело?
Холмс не ответил. Великий сыщик задумчиво разглядывал трапезничающих триффидов. Я ждал, не смея нарушить вопросами ход его размышлений.
Хмыкнув с непонятной из-за закрывающего рот платка интонацией, Холмс решительно направился к люку.
— Идёмте, Ватсон. Здесь нам больше нечего делать, — и с этими словами сыщик скрылся за обрезом люка, словно канув в бездну.
Я с облегчением покинул вознесённый на три сотни футов над землёй склеп, превращенный триффидами в столовую.
После созерцания сцены ужасной трапезы пропасть под ногами и беспорядочное болтание верёвочной лестницы уже не казались чем-то страшным.
Когда я спустился, Холмс уже смешался с толпой солдат и полицейских, которых с каждой минутой делалось под шатром всё больше. Результаты экспертизы из Скотланд-Ярда ещё не прибыли. Я в задумчивости прогуливался по площади. Погружённый в размышления, я не заметил, как ноги сами принесли меня к бреши в ограде дворца там, где её проломила нога треножника, разбив по пути оранжерею.
Сквозь разбитые рамы оранжереи на площадь всё ещё пытались проникнуть привлечённые запахом гниющей плоти триффиды. Трое полицейских ударами дубинок загоняли их обратно.
Моё внимание внезапно привлёк странный маленький триффид. Едва достигая макушкой высоты человеческого колена, он, тем не менее, резво передвигался на трёх коротких ногах, хотя предполагаемый миниатюрностью возраст позволял ему лишь сидеть в почве, как и пристало нормальному растению… впрочем, что может быть нормального, коль скоро речь у нас идёт о триффидах?
Малыш был весьма необычно окрашен. По светлой зелени его листьев и ствола бежал золотистый рисунок прожилок, а пищеварительная чаша на вершине стебля имела явственный серебристый оттенок.
Маленький триффид очень целеустремленно двигался к пролому в ограде. Причём явно стремясь попасть именно за ограду, в дворцовый парк — в полной противоположности стремлениям своих голодных собратьев, так и рвущихся на площадь сквозь полицейский заслон.
В два шага нагнав крошку-триффида, я заступил ему путь. Он в нерешительности остановился, потом попытался обогнуть меня справа, потом слева, потешно ковыляя на коротких толстых ножках. Каждый раз я заступал ему дорогу, и он останавливался вновь.
Когда он наконец замер в озадаченной неподвижности, уставившись на меня наклонённым цветком своей чаши, словно силясь разглядеть стоящего у него на пути нахала, я нагнулся поближе, в свою очередь стараясь как следует его рассмотреть.
Последнее, что я помню, был сильный удар в лицо.
И темнота.
* * *Ощупав лицо, я обнаружил глубокую воспалённую царапину на левой скуле. Кровь уже не текла.
Всё становилось на свои места.
— Холмс! — окликнул я.
Мой друг оторвался от процесса обихаживания мисс Хадсон, к которой вернулся её привычный здоровый цвет лица, и обернулся ко мне.
— Холмс, дружище, я вспомнил, как все было! — от волнения я не мог говорить спокойно. — И я знаю, как был убит марсианин!
— Действительно? — спросил Холмс. — Что ж, я с удовольствием выслушаю ваши предположения, друг мой.
— Это не предположения, Холмс, а совершенно четкая уверенность! — торжествующе провозгласил я.
— Прежде чем поделиться ею со мной, мой друг, не будете ли вы так любезны вскрыть запечатанный конверт под номером два из числа тех, что лежат в вашем кармане?
Я посмотрел на него с недоверием. Потом полез в карман и выбрал среди конвертов нужный. Не сводя глаз с Холмса, сломал печать.
«Триффид», гласила надпись на клочке бумаги.
Я всё ещё ошарашенно хватал ртом воздух, в очередной раз лишившись дара речи, когда наконец прибыли результаты экспертизы.
Ознакомившись с заключением криминалистов Скотланд-Ярда, Холмс удовлетворённо кивнул своим мыслям и протянул официальный бланк мне.
— Вы были совершенно правы, мой друг Ватсон, — сказал великий сыщик Шерлок Холмс. — Это токсин, вырабатываемый триффидами. И марсианина убил именно тот экземпляр, который потом ударил вас.
— Но я же ещё ни слова не сказал об этом триффиде! — вскричал я. — И потом — откуда вы знаете, что это был именно триффид-убийца?!
— Всё очень просто, Ватсон, — ответил Холмс. — Прочие триффиды — там, наверху, в капсуле треножника, здесь, на площади, и даже в оранжерее, не имеют жала. Все они своевременно обрезаны. Яда у триффида, ударившего вас, хватило лишь на то, чтобы оглушить и лишить на время сознания, а не убить — следовательно, до вас он ударил кого-то ещё. А совсем рядом у нас лежит слоноподобный мертвец, у которого в крови полным-полно курареподобного алкалоида, который вырабатывается железами жала триффида. Так к чему множить сущности, друг мой?
Я мог зааплодировать безупречности логики моего партнера. Мог обнять его, расчувствовавшись. Мог до умопомрачения трясти его руку в знак признания превосходства его интеллекта.
Но я не сделал ничего — лишь молча поклонился моему гениальному другу. Совсем чуть-чуть, но ему достаточно было и этого.
Улыбнувшись, он весело скомандовал:
— А теперь, Ватсон, когда здесь нам решительно нечего больше делать, берите с собой нашу очаровательную мисс Хадсон — кажется, её больше не тошнит? — хватайте под локоть Лестрейда, и всей тёплой компанией отправляйтесь в Марсианскую колонию Лондона. Я дам вам инструкции, что, где и у кого вы должны будете разузнать.
— А вы, Холмс? — спросил я, доставая блокнот и готовясь записывать инструкции.
— А меня ждёт личный садовник Её королевского величества, — беззаботно отозвался Шерлок Холмс. — Правда, я полагаю, сам он об этом ещё даже и не догадывается.
* * *Едва я миновал блокпост на выходе из марсианского гетто и распрощался с Лестрейдом и мисс Хадсон, которую ждали новые поручения Холмса, полученные по ручному радиотелеграфу, как приземистый чёрный паромобиль о шести дымовых трубах и дюжине колёс резко затормозил рядом со мной у самого тротуара. Двери распахнулись, и шофёр-моро с львиной мордой вместо лица взял под козырёк форменной кепи и пригласил меня внутрь. Я опасливо заглянул в пахнущий кожей и бренди полумрак салона.
