Людмила Стрельникова - Сон павлина
– Оттуда втекает, сюда вытекает, а ванна не пустеет.
Он покрутил кран – вода из душа хлынула с бо́льшим напором, и он, подставив голову под тонкие струи, с удовольствием выдохнул:
– Хорошо!
– Видишь, этот сходу приступил к освоению физических понятий. Что значит – мыслитель и ученый, – с гордостью прошептал Валерий и после минутного созерцания купающегося, решил: – Пожалуй, адаптация состоялась нормально, они чувствуют себя превосходно. Пора кормить гостей.
Он направился в гостиную и позвал:
– Лидия Павловна, подавайте ужин.
Из двери выглянуло худенькое доброе лицо тетушки и спросило:
– Здесь будем или внизу?
– Нет, теперь только здесь. У нас же гости. Они и без того остались не в восторге от мастерской.
– Мне, пожалуйста, две порции, я голоден, как волк, – предупредил Павел.
Когда тетушка Лида накрыла на стол, журналист поставил тарелки на поднос и пояснил:
– Я лучше поем в мастерской. Не буду смущать наших гостей. Пусть привыкают к новому.
Вернувшись к кубу, он заглянул за штору, где стояла девушка, и не нашел ее.
– Клеопатра, – тихо позвал он.
Гостья выглянула из-за шкафа.
– За окном бегают какие-то чудовища, я испугалась и спряталась, – пояснила она.
Павел выглянул на улицу, чтобы понять, чего она испугалась и, увидев мелькающие на дороге автобусы и автомобили, успокоил:
– Не бойся, они не кусаются. Их надо опасаться, только когда переходишь улицу. Запомни – это машины для перевозки людей. Раньше ездили на лошадях, а сейчас животных заменяют машины. Один автобус способен перевезти сразу около ста человек. Ни одна лошадь на это не способна. Подойди сюда. – Девушка осторожно приблизилась к окну. – Видишь – в каждой машине сидят люди, катаются. Вон автобус остановился, и они, целые и невредимые выходят из него. Я тебя покатаю на автомобиле, тебе понравится. А теперь давай поедим.
На всякий случай он закрыл дверь на крючок, и они уселись за небольшой столик в углу комнаты.
– Это куриный суп, – подал он ей первое блюдо.
– Какие беленькие, – она провела пальцем по гладкому блестящему краю тарелки.
– Обычный фарфор, – пояснил Павел. – А суп нравится?
– Очень вкусный. А это что? – она указала пальцем на второе блюдо.
– Это картофельное пюре с котлетой и соленым огурцом. В ваши времена таких не было.
– А это вино? – она указала на стакан с коричневой жидкостью.
– Нет, это компот.
– Хочу вина.
– Дорогая, у тебя нездоровые аппетиты. Мы сейчас ведем борьбу с алкоголизмом, и пить вино у нас считается признаком дурного вкуса.
– Хорошо, выпью компот, – согласилась она.
Пока девушка ела, Павел задумчиво оглядывал ее.
– Хороша ты, хороша, да не так одета, – нараспев протянул он.
– Почему же? Китайский шелк, – тонкими пальцами она приподняла краешек легкой ткани и полюбовалась ею.
– Ты живешь, дорогая, в начале двадцать первого века, мода сейчас другая. Придется позаимствовать кое-что из гардероба хозяев. С одеждой не проблема. Пойду на розыск, а ты жди меня за шкафом.
Когда он вернулся в гостиную, ужин подходил к концу, точнее, все гости закончили есть, кроме Ломоносова, он расправлялся уже с четвертой порцией и не мог нахвалиться:
– Какая пища! Во рту тает. Никогда такой не едал.
Павел положил поднос на стол и на несколько минут для приличия задержался в комнате.
Пушкин сидел отрешенно, глядя перед собой на электрическую настольную лампу, как на огонь в камине. Но журналист расценил его сосредоточенность по-своему:
– Наверно, мысленно сочиняете, Александр Сергеевич?
– Чего сочиняю? – не понял он.
– Стихи. «И рифмы беглые бегут…» – напомнил он.
Пушкин поморщился.
– Терпеть не могу стихов.
– Но вы же раньше сочиняли, – Павел достал газовую зажигалку и, чиркнув, поднес крошечное пламя к сигарете.
– Не помню. Может, в юности и баловался чем-то. Меня интересует этот огонь, – Пушкин указал на пламя зажигалки. Никак не пойму, откуда он – дров нет, а горит. Что это такое?
– Горит газ, невидимый нашему глазу, – пояснил журналист. – Его под давлением заправили в эту коробку.
– А это что такое? – Бруно указал на настольную лампу.
– Обычная электрическая лампочка, – Павел нажал выключатель, свет погас, затем загорелся вновь.
– Это тоже огонь? – переспросил Бруно и перевел взгляд на зажигалку. – Там огонь и здесь огонь. Горячо и светло.
– Огонь-то огонь, но разный, энергия разная, – подключился к разговору Валерий. – Лампа – это электрический ток, а в зажигалке огонь – процесс окисления газа…
Пока ученый объяснял, Павел потихоньку пробрался в спальню тетушки Лиды и, порывшись в гардеробе, выбрал наиболее понравившиеся ему вещи.
Когда Клеопатра, переодевшись, вышла к нему в новом наряде, он отметил, что она ничем не отличается от современных женщин, так что даже усомнился, стоило ли возрождать царицу, если она в обычной одежде выглядит, как и все прочие девушки. Вторая мысль, которая посетила его светлую голову, была не нова, но для себя он сделал некоторое открытие, задав себе риторический вопрос: неужели для того, чтобы все видели, что ты царь, необходимо быть одетым по-царски? Бо́льших мыслей в его голове не успело возникнуть, потому что Клеопатра, подойдя к нему, ошарашила его своей неосведомленностью в некоторых вещах. Она протянула ему чулок и беспечно прощебетала:
– Ты знаешь, всё подошло нормально, а эту вещь никак не пойму, на что надевать. Странная форма – узкая, длинная, а внутри дырка. Это что – удлинённые перчатки?
Павел смутился и, скомкав незадачливую деталь туалета в некий шарик, сунул его в карман, промямлив:
– Это тебе тетушка Лида объяснит. Мне бы теперь как-то представить тебя обществу. Вот только как?… Скажу, что ты моя знакомая. Прошу тебя – больше помалкивай и слушай, что говорят другие, а что неясно – спрашивай меня.
Когда они вошли в гостиную, он объявил, сделав демонстративный жест в ее сторону:
– Друзья, разрешите представить вам мою знакомую – Клеопатра.
Мужчины оживились при виде девушки, а Валерий, подойдя к гостье, как радушный хозяин, собрался было пригласить ее занять почетное место в кресле, но она неожиданно, изящно изогнув кисть руки, поднесла ее тыльной стороной к самым его губам и застыла в горделивой позе, ожидая поцелуя. Ученому ничего не оставалось, как приложиться к мягкой коже губами.
Павел же про себя отметил:
«Поистине – непринужденный царский жест».
– Мы рады такой очаровательной девушке, – оторвавшись от руки, поприветствовал ее хозяин дома. – Проходите, присаживайтесь, пожалуйста. Если вам наши разговоры не покажутся скучными, мы будем рады, что вы украсили наш мужской коллектив…
